Андерс не ответил. Он молча подготовил шприц, проверил, чтобы игла была сухой.
– Тебе известно, что интоксикация может оказаться смертельной, – продолжал Вальтер. – Но я сильный и, скорее всего, справлюсь… Я буду кричать, у меня начнутся страшные судороги, я потеряю сознание.
– Всегда есть риск побочных эффектов, – сухо сказал Андерс.
– Для меня боль не имеет значения.
Чувствуя, как горит лицо, Андерс выдавил из шприца несколько капель. Одна капля потекла вниз по игле. Запахло как будто кунжутовым маслом.
– Мы заметили, что тебя немного беспокоят другие пациенты, – сказал Андерс, не глядя на Юрека.
– Вам не обязательно искать причину.
Андерс воткнул иглу Вальтеру в ногу, ввел триста миллиграммов цисординола и стал ждать.
Юрек тяжело задышал, губы задрожали, зрачки сжались и стали размером с булавочную головку. Слюна потекла изо рта по щекам и шее.
Тело дергалось и подскакивало, потом вдруг замерло. Голова сильно запрокинулась назад, спина выгнулась, словно Вальтер пытался сделать “мостик”, бинты, удерживающие его, натянулись.
Вальтер замер в этом положении, не дыша.
В основании кровати что-то громко скрипнуло.
Андерс смотрел на Вальтера, открыв рот. Ему еще не случалось видеть таких странных, неподвижных судорог.
Но тоническое состояние внезапно сменилось бешеными конвульсиями. Вальтер неконтролируемо дергался, кусал себе язык и губы, утробно ревел от боли.
Андерс постарался затянуть бинты на его теле потуже. Руки дергались так сильно и резко, что из запястий пошла кровь.
Вальтер обмяк, застонал, тяжело дыша, и вдруг побелел.
Андерс отошел назад. Он не мог сдержать улыбки: по щекам Вальтера катились слезы.
– Скоро тебе станет лучше, – успокаивающе соврал Андерс.
– Но не тебе, – просипел Юрек.
– Что ты сказал?
– Ну и удивишься же ты, когда я отрублю тебе голову и зашвырну ее в…
Юрека прервала серия новых судорог. Он закричал, шея так выгнулась в сторону, что на ней проступил веер вен, хрустнули шейные позвонки, а потом все тело задергалось так, что загремела кровать.
Ледяная вода стекала по рукам. Костяшки пальцев распухли и онемели, в трех местах содрана кожа.
Все пошло не так.
Она потеряла контроль над собой, избила Берни, а обвинили в этом Вальтера.
Сквозь дверь Сага слышала, как кто-то требовал четыре ампулы дизепама, потом его втащили в камеру.
Очевидно, все решили, что это Вальтер избил Берни.
Сага закрыла кран, не стала вытирать руки, с которых капало на пол, и села на кровать.
После адреналина осталась сонливость и тяжесть в мышцах.
О Берни позаботилась врач из отделения срочной помощи. Сага слышала его гнусный бред даже через закрытую дверь.
Сага была готова расплакаться от напряжения. Она все испортила своей проклятой злостью. Гадское неумение сдерживаться. Почему она просто не отошла в сторону? Как могла поддаться на провокацию и ввязаться в драку?
Сага вздрогнула и стиснула зубы. Не исключено, что Вальтер станет мстить за то, что его сделали виноватым.
Лязгнула бронированная дверь, быстрые шаги простучали по коридору, но к ней в камеру никто не вошел.
Тишина.
Сага сидела на кровати, закрыв глаза, когда за стеной послышалось рычание. Вальтер вдруг взревел от боли. Раздался стук, словно кто-то колотил по бронированной стене босыми пятками. Как будто серия ударов обрушилась на боксерскую грушу.
Сага, уставившись на дверь, думала об электрошоке и лоботомии.
Вальтер прерывисто кричал, потом послышались тяжелые удары.
И снова стало тихо.
Только пощелкивало в водопроводных трубах на стене. Сага поднялась, пристально вгляделась в дверное окошко. Мимо проходил тот молодой врач. Остановился, равнодушно посмотрел на нее.
Сага сидела на кровати, пока не погасили свет.
Пребывание в закрытом отделении с повышенным уровнем охраны оказалось гораздо, гораздо тяжелее, чем представлялось Саге. Сага не заплакала, она снова принялась в подробностях обдумывать свое задание, правила долговременной инфильтрации, цель операции.
Фелисия Колер-Фрост совсем одна, ее держат под замком. Может, она голодает, может, у нее болезнь легионеров.
Дорог каждый час.
Сага знала, что Йона ищет девушку, но без информации, добытой у Вальтера, вероятность прорыва не слишком велика.
Сага должна остаться здесь, должна выдержать.
Снова погас свет. Закрыв глаза, Сага ощутила жжение под веками.
Жизнь, которую она оставила, оставила ее, Сагу, еще раньше. У нее больше нет Стефана. И нет семьи.
Члены группы “Афина Промахос” находились в одном из просторных кабинетов Управления уголовной полиции. Стены покрыты картами, фотографиями и распечатками, содержащими важнейшую на данный момент информацию. На подробной карте Лилль-Янсскугена отмечены места находок.
Йона желтой ручкой провел по железной дороге, от порта через лес, и повернулся к группе.
– Юрек Вальтер, кроме прочего, налаживал и железнодорожные стрелки. Возможно, жертвы оказались зарыты в Лилль-Янсскугене потому, что там проходят железнодорожные пути.
– Как Анхель Рамирес, – сказал Бенни Рубин и почему-то улыбнулся.
– Но почему, черт возьми, нельзя просто допросить Вальтера? – спросил Петтер Неслунд – слишком громко.
– Не сработает, – терпеливо ответил Йона.
– Петтер, ты, полагаю, прочитал судебно-психиатрическое заключение? – заметила Магдалена. – Допрашивать шизофреника и психопата бесполезно…
– В Швеции всего-навсего восемнадцать тысяч километров железных дорог, – перебил Неслунд. – Возьмем лопаты – и вперед!
– Sit on my facebook, – буркнул Бенни.
Неслунд прав, подумал Йона. Вальтер – единственный, кто может привести их к Фелисии, пока не стало слишком поздно. Они отработали каждый след из старого расследования, они до дна вычерпывали всю притекавшую к ним информацию от населения – но так никуда и не пришли. По-настоящему можно надеяться только на Сагу Бауэр. Вчера она избила одного пациента, а обвинили в этом Вальтера. И это может оказаться не так уж плохо. Может быть, это заставит Вальтера подойти к ней поближе.
Темнело. Снежная крупа посыпалась Йоне в лицо, когда он вылез из машины и торопливо зашагал в больницу. На сестринском посту он узнал, что Ирма Гудвин сегодня вечером сверхурочно работает в отделении экстренной помощи. Йона увидел Гудвин, как только вошел. Дверь в смотровую была полуоткрыта. Женщина с разбитой губой и кровоточащей раной на подбородке замерла на стуле, а Ирма говорила с ней.