— Я, между прочим, имею два высших образования, я девушка интеллигентная.
— Да у тебя это на харе написано, — прорычал Герыч. Он вырвал из рук Мишани бутылку и зашвырнул ее далеко в кусты.
— Да я последние деньги на нее извела, — пролепетала я сраженно. Из моих глаз хлынули слезы.
— Ну ты че ваще творишь! — закричал на своего подельника Мишаня.
— А ты забыл, чем мы должны заниматься? — заорал в ответ Герыч. — Помнишь, подла, на что подписывался?
Мишаня, скрипя зубами, протянул мне полтинник.
— Возьми, купишь себе еще вина и иди отсюда.
Я, изображая бесконечную радость, чмокнула Мишаню в щеку.
— Слышала, вали! — прикрикнул на меня Герыч.
— Пока, мальчики! — крикнула я и, звеня пустыми бутылками, направилась через дорогу, в сторону супермаркета. Там рядом продавали разливное пиво из бочки. Я купила пива и вернулась к горе-наблюдателям.
— Ты че опять здесь отсвечиваешь? — спросил Герыч с непониманием, готовый вот-вот броситься на меня с кулаками.
— Не парьтесь, ребята. Я принесла вам холодненького пива, — проговорила я с нежностью, — жарко же на улице.
— Вот это баба! — Мишаня чуть не всплакнул от умиления. — Тебе, Герыч, когда-нибудь твоя вот так пива приносила?
— Да на постоянку приносит, — злобно зыркая глазами, сказал Герыч.
Не дожидаясь, когда я ему поднесу, он вырвал у меня высокий пластиковый стакан и осушил залпом. Второй стакан я отдала Мишане. Он налил себе и стал пить.
Отбросив смятый стакан сторону, Герыч сказал мечтательно.
— Хорошо бы еще, да нельзя, твою мать.
— Можно в знак примирения тебя обниму? — спросила я Герыча.
— Давай, и катись отсюда, — грубо бросил он, с жадностью наблюдая, как глохчет пиво его кореш. Я обняла, поцеловала его в небритую щеку.
— Ну все, вали. — Герыч бесцеремонно оторвал меня от себя. — Если не уйдешь, я тебя по асфальту изваляю так, что неделю будешь кровью ссать.
— Эй, погоди, Герыч, — встрял Мишаня, надевая свой стакан на кол, торчавший рядом из земли.
— Девушка, как тебя зовут?
— Лена, — соврала я.
— Лена, я часа через два освобожусь. Может, завалимся к тебе на хату?
— Да не проблема, — ответила я, — через два часа зайду.
Дверь в квартиру антиквара мне открыла Валерия Евгеньевна. А хозяин в это время со своим морским биноклем не отходил от окна.
— Ну как там? — спросила я, входя в кабинет.
— Заснули оба, — радостно сказал антиквар. — Сначала один свалился, потом другой.
— Два часа спокойного сна им обеспечены. Затем явятся сменщики.
Я вынула из карманов экспроприированное у бандитов имущество: мобильник, фотографию Дмитрия Ивановича в фас, бумажник и складной нож-бабочку.
— Я тут не очень хорошо получился, — пробормотал Дмитрий Иванович, рассматривая фотографию. — Меня вырезали с семейного фото и увеличили. Вот у меня на плече рука дочери. Это мы в прошлом году на девятое мая фотографировались у Бориса дома.
Я не спеша проверяла бумажник. Ничего интересного. Триста рублей и мелочь.
— Из вас вышел бы отличный карманник, — похвалил меня Дмитрий Иванович, заглядывая в бумажник. — У, да тут как раз вам на бензин.
— Все вещи, кроме ножа, я сейчас верну обратно владельцам. Понятно? — разрушила я мечты антиквара о халявном бензине. Дмитрий Иванович недовольно насупился, но промолчал. Из записной книжки мобильника я выбрала наиболее интересные телефоны, чтобы проверить их позднее, и пошла к спящим бандитам.
Несколько бабушек со двора совещались у столика, вызывать им «Скорую помощь» и милицию или не вызывать. Старушкам показалось, что мужчины, валявшиеся у столика, опившись какой-то дряни, окочурились или очень близки к этому. Я их успокоила, сказав, что у них это нормальное состояние и что я о них позабочусь. Однако бабушки не уходили. Они с отвращением наблюдали за тем, как я поднимаю поверженных снотворным с земли и усаживаю на лавку. До меня долетали обрывки фраз:
— Смотри, Дуся, какая молодая, а рожа вся лиловая… Ой, молодежь пошла… А у нас тоже соседский мальчик на последнем курсе техникума совсем спился.
Привалив бандитов к столику, я придала их телам позы нормально спящих людей. Герычу закрыла рот, у Мишани стерла с морды грязь. Отошла, полюбовалась своей работой — вроде ничего. Последний мазок на мой шедевр — я вложила подобранную пустую бутылку из-под водки Герычу в руку. Пусть потом на них полюбуются напарники. Экспроприированные вещи я вернула на место и со спокойной душой вернулась в квартиру антиквара. Пять минут у меня ушло, чтобы снять грим и быстро переодеться. Затем я подогнала к дому свой «Фольксваген» и проверила еще раз, на всякий случай, подъезд сверху донизу. Лишь после этого я позвонила антиквару и велела спуститься.
Первый адрес, по которому ждали антиквара, находился в трех кварталах от его квартиры. Дверь открыл мужчина, напоминающий ласку, худой, подвижный, с маленьким, скошенным сзади плешивым черепом. Мужчина встретил нас как дорогих гостей, проводил в гостиную и стал показывать свой товар. Его черные напряженные глаза с гордостью перебегали то на меня, то на Дмитрия Ивановича, а мягкий голос усыплял.
— Обратите внимание сюда — пластические медальоны, шкаф красного дерева, примерно 1500 год, Ренессанс, Вестфалия, состояние изумительное, — расписывал коллекционер нам довольно симпатичный шкаф. — Здесь на дверках резные монограммы.
— Мне все понятно, — перебил его Дмитрий Иванович, — не возражаете, если я посмотрю поближе?
— Нет, нет. Конечно, смотрите все, что угодно, чтоб не было потом претензий, — согласился хозяин шкафа и отступил в сторону, чтобы не мешать.
Дмитрий Иванович сантиметр за сантиметром исследовал шкаф снаружи, открыл дверки, проверил замки и петли, повыдвигал ящики, постучал по дереву в нескольких местах. Его действия, видно, не нравились хозяину. Он нет-нет, да и вставлял какую-нибудь реплику типа — «конечно, присутствуют незначительные механические повреждения на боковинах… на внутренней стороне есть несколько червоточин, но в целом дерево прекрасное… обратите внимание на технику выработки…»
Дмитрий Иванович будто его не слышал.
— Так, в целом неплохо, — сказал он, закончив осмотр, — даю вам за него тридцать тысяч рублей.
— Что-о-о? — взвыл хозяин шкафа и чуть не лишился чувств. Пошатнувшись, он оперся о спину, хватаясь за сердце.
— Нечего тут спектакли мне устраивать, Репин, — зло сказал антиквар, — твой шкаф больше не стоит. У выдвижных ящиков прямые зубцы, а должны быть в форме ласточкиного хвоста, если это тысяча пятисотый год, как ты говоришь. И задняя стенка слишком аккуратно сработана.