— А почему вы спрашиваете?
— У выхода из тоннеля я нашел вот это. — Глеб вынул из кармана помаду и показал Клинкову.
— «Шанель Руж Коко»… — прочел тот название фирмы. — «Восемьдесят восемь эсприт».
— Так была у него подруга или нет?
— Этого я не знаю. — Клинков вернул Глебу помаду, а затем снова приложил руку к груди и слегка поморщился.
— Ладно. — Глеб протянул Клинкову руку. — Давайте подниматься. Меня уже тошнит от запаха гари. А пиджак придется отдать в химчистку.
Глеб и Юрий Петрович подошли к машине Глеба. Пожилой библиотекарь шел, прихрамывая и держась рукою за грудь. Глеб шел усталой походкой, он был сильно вымотан и думал сейчас только о холодном коктейле — треть стакана водки, треть тоника, лимонный сок и много-много льда.
Остановившись у машины, Глеб открыл перед Клинковым дверцу и помог ему забраться в салон на кресло рядом с водительским. Затем обошел машину, сел за руль и захлопнул за собой дверцу.
Заводя мотор, Глеб снова вспомнил про губную помаду.
— Юрий Петрович, можно задать вам личный вопрос?
— Задавайте, — разрешил библиотекарь.
— Вы правда питаете романтические чувства к Аделаиде Рудольфовне?
Клинков улыбнулся.
— Что вы, Глеб Олегович! Мы с ней просто друзья. Нет, не просто друзья, а очень хорошиедрузья.
— Кажется, она так не думает.
— Знаете, когда-то, лет сорок назад, она была настоящей красавицей, и за ней ухаживали толпы поклонников. Среди этих поклонников был и я. Но в ту далекую пору она меня совершенно не замечала. А теперь…
Библиотекарь замолчал, не считая нужным заканчивать фразу.
— Понимаю, — сказал Глеб. — Мы все боимся старости.
— У женщин это острее. Женщина умирает, как только перестает чувствовать себя женщиной. Но она будет женщиной до тех пор, пока у нее остается хотя бы один поклонник.
Глеб улыбнулся.
— Возможно, не все женщины такие.
— Возможно. Но мы ведь говорим о конкретной женщине. А она — такая.
Корсак хмыкнул и тронул машину с места.
Глеб подбросил Юрия Петровича до самых дверей библиотеки. Перед тем, как покинуть машину, Клинков покосился на пластиковый пакет, в который Глеб упаковал рукопись, и задумчиво пробормотал:
– Carmina morte carnet [1] . — Потом перевел взгляд на Глеба и спросил: — Что вы будете делать с книгой, Глеб Олегович?
— Не знаю, — честно ответил Глеб.
Библиотекарь улыбнулся.
— Для начала попробуйте ее прочитать, ладно?
— Честно говоря, я не большой любитель развлекательной литературы.
— И все же попробуйте, — мягко, но настойчиво произнес Клинков. — Для него это было важно. Быть может, это станет важным и для вас.
— Помочь вам выбраться? — предложил Глеб, меняя тему.
— Не надо. Всего доброго!
Юрий Петрович, кряхтя, вышел из салона и с силой захлопнул за собой дверцу — так, что содрогнулась вся машина.
— А на вид немощный, — с улыбкой проговорил Глеб и нажал на газ.
…Спустя полчаса он сидел на высоком стуле перед поцарапанной дубовой стойкой, ожидая, пока бармен смешает коктейль. Чтобы скрасить ожидание, Глеб достал из кармана свои трофеи — губную помаду и серебристое колечко с черным камушком посередине. Помаду он убрал обратно в карман, а колечко принялся разглядывать.
Бармен поставил перед ним на стойку стакан с коктейлем.
— Ваша водка с тоником и лаймом.
— Спасибо. — Глеб взял стакан и сделал большой глоток.
— Любите водку с тоником? — с улыбкой проговорил бармен.
— Угу, — ответил Глеб, продолжая разглядывать камушек с выгравированной мордой загадочного существа.
— Ваш дядя вас бы не понял, — весело сообщил бармен. — Он пил только чистый виски.
Глеб поднял взгляд на бармена и удивленно спросил:
— А разве мой дядя заходил сюда?
— Борис Алексеевич? Да, случалось. В последнее время он полюбил хороший виски и заходил сюда, чтобы выпить стаканчик-другой.
— И какие сорта виски он предпочитал?
— Самые лучшие. «Маккалан Оскура», «Гленливет» двадцатилетней выдержки.
Глеб приоткрыл рот от изумления.
— И сколько у вас стоит стаканчик такого «Маккалана»? — поинтересовался он.
— Полторы тысячи рублей.
Глеб тихо присвистнул.
— А разве в Москве дешевле? — озадачился бармен.
— Нет, не дешевле. Значит, говорите, мой дядя приходил сюда и выпивал по паре таких стаканчиков за вечер?
— Ну да. Один, два, но не больше. Он ценил вкус, а не количество.
— И часто он тут бывал?
— Два-три раза в неделю.
Глеб задумался. Получалось, что его дядя тратил на походы в бар по двадцать пять — тридцать тысяч в месяц. Откуда у провинциального музейного работника такие деньги?
В лотерею он их выиграл, что ли?
Немного поразмыслив, Глеб снова достал из кармана губную помаду, найденную у выхода из тоннеля.
— О! — улыбнулся бармен, увидев помаду. — Эта штучка мне знакома.
— То есть? — не понял Корсак.
— Борис Алексеевич купил ее кому-то в подарок. И еще со мной советовался — хорошая это фирма или нет.
Глеб перевел дух. Женщины и деньги совершенно не вязались в его представлении с образом дяди Бориса. «Выходит, я его совсем не знал», — с досадой подумал Глеб.
— Кому он собирался ее подарить?
Бармен пожал плечами:
— Понятия не имею. Он мне не говорил. А я с вопросами к посетителям не пристаю.
— Ясно. — Глеб залпом допил коктейль, поставил стакан и потянулся за бумажником.
— Может, повторить? — вежливо поинтересовался бармен.
— Не надо.
Глеб отсчитал нужную сумму и положил деньги на стойку.
15
Ночь была ветреная и холодная. Лежа на кровати в своем гостиничном номере, Глеб прислушивался к тоскливому, протяжному вою ветра за окном, похожему одновременно и на трубный звук охотничьих рогов, и на завывание преследуемых охотниками незримых тварей.
Погружаясь в дрему, Глеб пытался представить себе этих тварей, и у него получалось. Они бежали по лесу на четырех лапах, но вместо волчьих морд у них были белые, чуть вытянутые вперед лица — такие, как лицо на перстне, найденном в подвале музея, и такие, как таинственный «ангельский лик» на старинном надгробии, с которого дядя Борис снимал грифельную копию.