– Разобралась ужо, – не без ехидства заметила Зинаида Дмитриевна и совсем тихо добавила: – Вертихвостка.
– Зинаида Дмитриевна!
– Молчи лучше, Людмила! Глаза б мои на тебя не глядели.
– Да что же это такое, черт возьми… – растерянно проговорила Людмила Николаевна.
– И чтобы ругани я от тебя больше не слышала! Когда женщина ругается – весь мир содрогается.
Зинаида Дмитриевна встала из-за стола, смела со скатерти крошки и с достоинством удалилась.
– Обиделась, – вздохнула Дайнека.
– Как же… Сейчас вернется. Мы с ней целыми днями вот так воюем. Она ворчливая старуха, но добрая. Отругает, да тут же и пожалеет. Не знаю, что бы я делала, не будь она рядом.
Решив, что настал подходящий момент, Дайнека спросила:
– Лариса здесь не бывает?
– Заходит, – усмехнулась Людмила Николаевна. – Последний раз приходила за телевизором, – она неожиданно рассмеялась. – А когда выносила, Зинаида Дмитриевна с ней сразилась, но телевизор отбить не сумела. Так что теперь мы по вечерам в карты играем. Спать рано ложимся.
– Неужели тебе никто не помогает? А как же Красный Крест?
– Как раз сегодня медсестра заходила. Ты видела ее. Обещала иногда приходить, говорит, у них людей не хватает.
Мать стала машинально собирать чашки. Спохватившись, вспомнила:
– Что же это я… Может быть, еще чаю выпьешь?
Дайнека покрутила головой.
– Давно не встаешь с кресла?
– Кто тебе сказал, что не встаю? – Людмила Николаевна уперлась руками в подлокотники, с усилием поднялась и оттолкнула кресло назад. Стараясь не показывать, как ей трудно, переступила с ноги на ногу.
Дайнека испуганно бросилась к матери. Не выдержав такого напора, сзади опрокинулся стул.
В комнату влетела Зинаида Дмитриевна.
– Что тут у вас?! Опять выделываешься, малахольная? – Старуха озабоченно заковыляла к Людмиле Николаевне, привычно подхватила ее худенькое тело и, подкатив кресло, попыталась ее усадить.
– Баба Зина, давай походим!
– Ходок из тебя, милая, незавидный, – Зинаида Дмитриевна сделала первый шаг, и Людмила Николаевна тоже переставила ногу.
Они с трудом прошли вдоль стола.
– Садись, горемычная, хватит.
– Видела? – Людмила Николаевна победно взглянула на Дайнеку, а та едва сдержалась, чтобы не зареветь. Потом схватила чашки и выскочила на кухню. Вслед за ней туда пришла Зинаида Дмитриевна.
– Хорохорится, сердешная, виду не подает. Спина у ей сильно болит. – Опустившись на стул, она подняла на девушку кроткие старческие глаза: – Забери ее отсюда, пропадет она здесь одна.
Дайнека закивала:
– Я заберу, заберу. Вы только помогите уговорить.
– А ведь и вправду не поедет.
– Почему? – Дайнека побледнела от волнения.
– Подружка у нее появилась.
– Подружка?
– Увидишь ее. Она выпить не дура, а матерь твоя сегодня пенсию получила. Завтра в аккурат и придет, Тина-скотина, – старуха перекрестилась. – Прости меня, Господи…
– Она обижает маму?
– Эта нет, с Лариской не сравнить. Так, объест-обопьет, а как деньги закончатся, домой соберется. Я ихних делов не знаю, кто они – лесбиянки, куртизанки или какая друга беда, меня это не касается. А мать твою сильно жалею.
– Спасибо вам!
– Ты мне таких глупостей больше не говори! Не люблю я этого.
– О чем это вы тут? – в дверях появилась Людмила Николаевна в коляске.
Зинаида Дмитриевна, прислушиваясь к какому-то звуку, произнесла:
– Ты только подумай! – она обернулась к Людмиле Николаевне. – Что с крысами делать? Вчера вечером захожу, а на подоконнике во-о-от такая сидит и во двор смотрит. Как кошка!
Старуха хлопнула рукой по столу так, что задребезжали тарелки.
– Две беды у нас: крысы да Ларисы. А так все ничего.
– Лариса больше не придет, – усмехнулась Людмила Николаевна. – Телевизор унесла, больше забирать нечего.
– И-и-и-и, девонька, на это и не надейся. Помяни мое слово: еще не раз явится.
В окно неожиданно постучали. Дайнека испуганно отшатнулась, но потом прильнула к стеклу. Из темноты на нее смотрела женщина, которую она видела на фотографии в комнате.
– Лариса? – в голосе матери прозвучала надежда.
– Нет. По-моему, это Тина.
– Заявилась… – шаркая шлепанцами, Зинаида Дмитриевна двинулась к входной двери.
Людмила Николаевна развернулась и, ловко управляясь с коляской, поехала в свою комнату.
Спустя минуту раздался низкий голос из коридора:
– Где тут моя красавица?
– Тише ты! – шикнула на Тину старуха. – Дочь к ней приехала.
– Какая еще дочь, нет у нас никакой дочки!
– Ты, Тинка, не умничай, заходи и примолкни. Да не засиживайся, не до тебя.
– Здравствуйте, – выйдя из кухни, Дайнека с неприязнью уставилась на гостью.
Из комнаты выкатилась Людмила Николаевна, она успела снять бигуди, причесаться и подкраситься.
– Тина заночует у нас, поздно уже, – сказала она дочери. – Ты не возражаешь, если Зинаида Дмитриевна постелет тебе в своей комнате?
– Нет, – растерянно ответила Дайнека.
В комнате было темно. Дайнека лежала на топчане и смотрела в окно. В верхнем углу проема показалась луна. Перечеркнутая тонкими ветвями деревьев, она медленно сползала вниз.
Засыпая в своей кровати, Зинаида Дмитриевна шепотом повторяла:
– Господи, приди ко мне, я так нуждаюсь тобой… Помоги мне, Господи, я так нуждаюсь тобой…
Откуда-то доносились непонятные, тревожные звуки. Это крыса прогрызала дыру в стене. Работала настойчиво, как прораб с большим чувством ответственности.
В комнате пахло сухими травами, лекарствами и чистоплотной старостью. Дайнека никак не могла уснуть от этого терпкого запаха и от того, что ей довелось пережить. Болезненное чувство ревности и разочарования разгоралось в груди, припекая обидой и сладкой болью. Ларисы нет, но она по-прежнему значит для мамы так много!.. Но в конечном счете дело вовсе не в Ларисе и не в этой нелепой женщине по имени Тина. Дело в самой маме. Их слишком отдалили годы разлуки. Чуда не случилось. Увы.
Теперь Дайнека была уверена, что мама не поедет в Москву. Она села на кушетке и опустила ноги на пол. И в тот же момент услышала топот крысиных лап и ощутила прикосновение. От ужаса девушка не сумела даже крикнуть, а только отдернула ноги и задрожала. На секунду ей показалось, что за окном мелькнула какая-то тень. Она перевела взгляд на спящую Зинаиду Дмитриевну, потом снова на окно. Там никого не было.