– А теперь сюрприз, – сказала Татьяна Николаевна, когда мы подошли к забору между домами и казармами.
– Дерево, залезай, – сказала она.
Я поднял взгляд. Яблоня. Снял куртку и полез на самый верх. Там, на самых тонких ветвях, я словно успокоился, и мне впервые за 30 лет стало легко. Сквозь листву я увидел внизу часового. Он повернулся и сказал:
– Помнишь, ты постоянно крал здесь яблоки, – сказал он.
– А мне всегда за это влетало, потому что здесь не место детям, – сказал он.
– Чувак, я для яблочного пирога, я не специ… – сказал я.
– Да ладно, я просто хотел сказать, что всегда видел тебя, – сказал он.
– Ни хуя ты не Фенимор Купер, – сказал он.
– Я специально отворачивался, – сказал он.
Я бросил в него яблоком и слез. Мимо прошел седой, – несмотря на молодость, – мужчина с женой и двумя девчонками. Я не помнил его, но сразу узнал по описаниям.
– Товарищ начальник штаба Масхадов, – сказал я.
– Держитесь подальше от индепандистских тенденций малой родины, – сказал я.
– Это все плохо для вас кончится, – сказал я.
Он наклонил голову, и посмотрел на меня с недоумением.
– Впрочем… – сказал я.
– Доброго вечера, – сказал я.
Он кивнул и пошел дальше – навстречу гранате спецназа, которая залетела в его последий схрон, и, глядя на которую он, может быть, вспомнил этот городок, свет, безмятежный вечер и музыку каруселей. Я долго глядел ему вслед.
…Татьяна Николаевна ждала меня.
– Тс-с-с, – сказала она.
Спряталась со мной за деревом. Мимо пробежал человек с безумным лицом, и пистолетом.
– Замполит, ищет тебя, между прочим, – сказала она.
– Ну, застрелить, – сказала она.
– За что?! – возмутился я показно.
– Украсть все противогазы со склада было не лучшей идеей, Володя, – сказала она.
– Тем более, перед приездом комиссии из Москвы, – сказала она.
Я потупился.
– Это не я, это брат, – сказал я виновато.
– Привет, – сказал он.
Я глазам своим не верил. Передо мной стоял брат – семилетний, худенький, задумчивый гений, с вечно взъерошенными волосами.
– Брат, брат, – сказал я.
Обнял мальчишку. Он смотрел на меня чуть отстраненно и с любопытством.
– Ну как, – сказал он.
– Ты стал космонавтом, как собирался, – сказал он.
– Я… – сказал я.
–… в общем, знаешь, да, – сказал я.
Мимо пронеслась ватага пацанов на велосипедах. Один – чересчур маленький, чтобы рулить велосипедом на раме, и потому стоявший под ней, – был удивительно похож на… Пацаны орали во все горло.
– Пора-пор-порадуемся, – орали они.
– На своем веку, красавице и бу… орали они.
Я молча смотрел им вслед.
– Ты только посмотри на себя, – сказал мой рассудительный с детства брат.
– Только и делаешь, что на велике катаешься, да фигню всякую поешь, – сказал он.
– Да все пытаешься обслюнявить рыжую Свету за пару конфет, – сказал он.
– Что-то я сомневаюсь, что таких раздолбаев и оболтусов берут в космонавты, – сказал он.
Вместо ответа я снова обнял его. Душил в объятиях, как старая, трахнутая на всю голову тетушка.
…Татьяна Николаевна тактично кашлянула. Сказала:
– Володь, пойдем? – сказала она.
Я оглянулся на нее, а брат, р-раз, и исчез. Наверное, опять пошел запускать модель космического корабля с украденными со склада патронами. Да, конечно, патроны, как и противогазы, тоже были вовсе не моей иде… Я вспомнил.
– Никаких пятидесяти форинтов засранцу Шраеру! – крикнул я в огни городка.
– И перепрячь те патроны от «Шилки» в схроне у елки! – крикнул я.
– Отец знает, где мы их зарыли, и тайком вынет, – крикнул я.
– Мы потом двадцать лет сходить с ума будем, думая, что с ними случило…. – крикнул я.
Дальше мы пошли к детской площадке. Там, как всегда, у горки, ждала она.
– Привет, – сказала рыжая Света.
– Ты, как всегда, опаздываешь, – сказала она.
– Ну что, поцелуемся? – сказала она.
– Малыш, увы, сегодня без вариантов, – сказал я.
– Надо или мне скинуть три десятка… – сказал я.
– Или тебе прибавить столько же, – сказал я.
– Вот и жди его весь вечер, – сказала она.
– Мужчины, – сказала она.
Взялась за руки с подружкой, и они убежали.
…мы гуляли с Татьяной Николаевной половину ночи. Городок жил, – как всегда в выходные, – я слышал смех, я видел лица, и над нами склонялась огромная, гигантская просто, Луна. Та самая Луна моего детства, которую я искал всю жизнь и нигде не мог найти – ни в сраном Запольяре, ни в сраной Сибири, ни в сраной Молдавии, ни в сра… Нигде. Просто, может быть потому, что она повисла навсегда в моем детстве. Может потому, что она и была им. Огромная, серебристая Луна. В свете которой так красиво улыбалась моя первая учительница, Татьяна Николаевна Пше…
– А теперь вы меня укусите? – сказал я.
– Что? – сказала она.
– Ну, я же не слепой, – сказал я.
– Вы выглядите так, как 30 лет назад, – сказал я.
– Значит Вы или плод шизофрении или вампир, – сказал я.
– Володя, Володя, – сказала она.
Рассмеялась. Захлопала в ладоши. Мы как раз уже стояли на плацу, на ступенях огромной карусели. Я увидел, что все жители городка собрались тут… Заметил даже трахнутого на всю голову капитана разведроты, который забирался каждое утро на дерево и демонстрировал там приемы карате дятлу, жившему в дупле. Старшеклассников, которые сидели в засадном полку в камышах, когда мы начинали драку на замерзшем болоте с венграми из школы поблизости. Толика из соседнего подъезда – он вырезал мне из цельного куска дерева ППШ со съемным диском. И даже двух черепах из венгерского роддома, где лежала на сохранение подружка матери, и куда мы ходили кормить черепах морковкой и проведывать эту самую подругу… Венгр, продававший паприку и суп халасли прямо у себя на плантации… Офицер без глаз – их выели песцы в песках, куда парня сбросили попутчики по поезду… Директор школы, обожавшая наш класс…
Музыка чуть стихла. Они улыбались, смотрели на меня и впервые в жизни я не чувствовал раздражения из-за толпы.
– Представляете, он решил, что мы вампиры, – сказала Татьяна Николаена.
Дружный, мягкий смех достиг Луны и она улыбнулась нам в ответ.