Парни ее не удерживали, и, войдя в подъезд, она совсем успокоилась.
У Вадима ничего общего с этими, на «Ниве», быть не может, это Танечка понимала. Парни довольно примитивны, а Вадим… с гонором. Значит, ищут они девицу – как ее? – Наташу. Танечка слышала, как Вадим назвал девку, поднимаясь на чердак. А с какой стати нормального человека разыскивать? Наверняка в чем-то она замешана, в какой-нибудь криминальной гадости. Танечка даже передернула плечами. С девкой, которая с криминалом путается, Вадим дела иметь не станет. Никогда. Не такой он человек, в людях Танечка разбиралась отлично и знала за собой эту замечательную особенность. Так что Наташа эта ей не соперница.
Ну а Вадима за то, что он ее, Танечку, почти что отверг, она еще накажет. Мало ему не покажется!
Правда, сначала Вадима надо вернуть.
– О-о, печенье. Хочешь? – Вершинин обрадованно достал из кухонного буфета нераспечатанную красивую пачку итальянского печенья, поразглядывал обертку и прочитал: – С черной смородиной.
– Нет, спасибо. Чаю еще, если можно, – покачала головой Наташа. Она почему-то все никак не могла напиться.
– Можно. Отчего же нельзя? Сережа, хочешь печенья? – крикнул Вадим сидящему в комнате за компьютером мальчику.
– Нет, спасибо, – отказался тот, прибежав в кухню, и остановился в дверях, улыбаясь.
Хороший мальчишка, опять подумал Вадим.
– Ну, как знаешь, а я, пожалуй, буду.
Он в очередной раз зажег газ под чайником и уселся за стол напротив Наташи.
– Твоя тетя на нас не обидится? Мы ее совсем объели. – Наташа улыбалась, чувствуя неловкость. Вадиму очень хотелось протянуть руку и дотронуться до ее волос, но он не решился.
– Не обидится.
Она опустила глаза и покрутила в руках пустую чашку.
– Не обидится, потому что мы с ней друг друга очень любим, – объяснил он, улыбаясь. Ему все время хотелось улыбаться, раньше он за собой такого не замечал. И о любви никогда ни с кем не говорил, даже о любви к собственной тетке.
У деда и бабушки такие разговоры были не приняты, а кроме них и Зои Вадим никого не любил. Женщины были, но говорить о любви ему в голову не приходило. Нужно сказать Наташе, что она моя судьба. Он бы и сказал, если бы за стеной восьмилетний мальчик, сидя за компьютером, не стрелял по инопланетянам.
Вадим выключил чайник и заварил новый чай. Подождал немного и разлил по чашкам себе и Наташе.
Почему-то все, что он делал, ей очень нравилось. Нравилось, как неловко он высыпал печенье на первую попавшуюся тарелку, а потом, подумав, пересыпал в небольшую хрустальную вазочку. Нравилось, что чай он пьет очень крепкий и сладкий, и даже то, что кофе он не любит, никогда не пьет и варить не умеет, о чем он их с Сережей сразу предупредил. Сережа кофе тоже терпеть не мог, даже с молоком, Наташе было все равно, что пить, и они стали пить чай.
– Тебе нравится в фирме работать?
– В фирме? – отчего-то удивилась она. – Нравится. Правда, раньше лучше было. Раньше фирма была маленькая, все друг друга хорошо знали. Выручали по необходимости. А сейчас больше ста человек, не поймешь, кто чем занимается. И все почти блатные, то есть по знакомству устроились.
Раньше Петр Михайлович все проекты контролировал сам, точно знал, кто на что способен, бездельников увольнял, склок не допускал, специалистами дорожил. Теперь же проекты были в руках начальников отделов, появились любимчики и неугодные, «свои» и «чужие», склоки стали обычным делом, и Наташе уже давно казалось странным, что Сапрыкин не замечает, как изменилось в худшую сторону его детище.
– У нас директор очень хороший. Сережин папа. Если бы не он, я бы, наверное, уже уволилась.
Ей очень хотелось спросить, кем работает Вадим. Она же ничего о нем не знает. Ничего, кроме того, что с ним ей спокойно и не страшно, как когда-то давно было спокойно и не страшно с Витей.
– Я начальник отдела в НИИ РЭПТ. Может, слышала?
– Нет, – покачала головой она.
– Большой такой институт. Старый. Приборы делаем. Для космоса, для военных. И так, всякую ерунду.
– Здорово. На космос сейчас большие деньги выделяются. И на перевооружение. Да?
– Не знаю, – усмехнулся он. – Может, и выделяются. Только до нас все равно ничего не дойдет, до разработчиков, в смысле. А если дойдет, то так… крохи.
– Почему? – искренне удивилась она, даже чашку с чаем отставила.
– Потому что свои карманы важнее всякого перевооружения. Вот почему.
– Да ну тебя! – возмутилась она. – Не все же воруют!
– Конечно, не все, – засмеялся он, ему нравилось ее поддразнивать. – Воруют не все, но те, кто ворует, воруют по-крупному. Все, что можно взять, возьмут. И чуть-чуть оставят разработчикам.
– Вадим! Перестань! – Она по-настоящему разозлилась. – Этого не может быть! Ты что, с голоду пухнешь? Вон у тебя машина какая!
С голоду он, конечно, не пух. И машина у него хорошая. Но не понимать, что специалист его класса должен получать существенно больше, он не мог. Странно, что ему никогда не приходило в голову, зачем, собственно, он работает. Потому что хватает денег на еду и на машину? Или потому что нравится возиться с железом? Нравится чувство внутренней гордости за отлично сделанную высококлассную работу? Или просто потому, что он видит в этом свой долг перед отечеством, как бы высокопарно это ни звучало?
– Наташ, а когда папа приедет? – Сережа неожиданно появился в дверях кухни.
– Через час, плюс-минус с небольшим, – Вадим посмотрел на висевшие на стене часы. – Тебе надоело играть? Давай книжку какую-нибудь поищем.
– Там… они, – тихо проговорил мальчик и почему-то показал рукой в сторону комнаты.
Сережины глаза на худеньком личике показались Наташе огромными.
– Не бойся. – Она мгновенно вскочила и прижала его к себе. – Не бойся, много чести их бояться. Покажи.
– Вон, – аккуратно отодвинув занавеску, Сережа кивнул в окно.
– Ну-ка, – Вадим слегка подвинул мальчика. – Вот сволочи! Прямо вынуждают спуститься и морду набить!
Зеленая «Нива» стояла прямо под окном, и с третьего этажа было отлично видно привалившуюся к машине фигуру.
Это было невероятно. Откуда они могли узнать, где живет Зоя? Откуда они знают, что у него вообще есть тетка?
– Не надо морду бить, – улыбнулась Наташа, – приедет Петр Михалыч, мало им не покажется.
– Ну не надо так не надо, – согласился Вадим. – Не смотри в окно, Сережа, и ничего не бойся. Ну их к черту! Папа скоро приедет, тогда и решим, что делать.
Александринино горе началось, когда должен был родиться Сережа. Тогда они еще не знали, что это будет мальчик. Она не стала делать ультразвукового исследования, Петр был категорически против: незачем ставить эксперименты на собственном ребенке и просвечивать его какой-то гадостью. Они ждали ребенка, мальчика или девочку, радовались ему и боялись предстоящих родов. И все было бы прекрасно, как прекрасно было все в их жизни четыре года до этого, если бы не одно-единственное: Александрина очень подурнела. Она стеснялась безобразной фигуры, отечных ног, распухшего носа и бесформенных губ. Она так привыкла к собственной необычной античной красоте, что, казалось, и не замечала этой красоты, и не придавала ей никакого значения, и даже никогда не думала о себе как об очень красивой женщине. Не думала до тех пор, пока не увидела в зеркале свое новое лицо, которое показалось ей просто безобразным. Петр женился на красавице, а она стала уродиной. Он не может ее любить. Он ее бросит.