Катя отложила палочки.
– А какие у вас новости, Андрей Аркадьевич? – спросила она.
– Вслед за информацией о боксерше Ангелине Ягодиной пришла информация из базы данных по их младшенькой.
– О сестре Инне?
– О ней самой. Настоящее имя – Наталья Зотова, это она по мужу Зотова, а в девичестве Верейская. Из семьи священнослужителей. Отец был священником прихода в Орехово-Зуеве, погиб в автокатастрофе, многодетная семья осталась без кормильца. И девушку рано выдали замуж – за парня, окончившего семинарию, который готовился рукоположиться в священники. Некий Кирилл Зотов. Они прожили вдвоем в браке недолго. Во время медового месяца Кирилл Зотов покончил с собой – наглотался таблеток снотворного. Было возбуждено уголовное дело, шли экспертизы. Потом дело прекратили за вердиктом – суицид. А юная вдова Наталья, как теперь мы видим, ушла в монастырь под именем сестры Инны.
Катя откинулась на спинку стула. Новость поразила ее.
Во время медового месяца… Будущий священник покончил с собой…
– Обе наши фигурантки имели в прошлом отношение к насильственным смертям, – продолжил Страшилин. – Знаете, когда мы в монастырь приехали, я спросил себя: что заставляет молодых женщин, современных, запираться там в четырех стенах, отрекаться от привычного образа жизни?
– Иногда это потребность, – ответила Катя, – насущная духовная потребность. А причины разные. У наших послушниц – душевная травма… возможно… Интересно, что вы узнаете о третьей из них, о сестре Римме?
– Наводим справки пока. Там все непросто, в епархии задают вопросы, в прокуратуре тоже задают вопросы. Предупреждают – действуйте осторожно, в дела церкви не вмешивайтесь. Я уж и так осторожничаю. Но у нас дело об убийстве.
– Все как-то усложняется, – заметила Катя.
– И не говорите, – Страшилин залпом выпил половину бокала пива.
Потом еще. И заказал себе новую порцию.
Зрачки его глаз потемнели. Он смотрел на Катю через столик. И она… вот странность – чувствовала, что теряется под его взглядом.
– И не говорите, – повторил Страшилин. – Про майора ОБХСС Надежду Крылову я постараюсь узнать, это я вам обещаю.
– Спасибо, но…
– Чтобы не пропала зря та ваша вчерашняя поездка. Но давайте договоримся, а?
– О чем?
– Вы туда не станете больше ездить одна. Только со мной.
– Но…
– Там может быть опасно, – сказал Страшилин.
– Где? На «Маяке»?
– Угу, там, – Страшилин кивнул. – Я не бог весть какой супермен, но защитить себя и вас сумею.
– Я в этом не сомневаюсь, Андрей Аркадьевич.
Он медленно допил второй бокал пива.
– А тут ничего, вкусно, только мясо у них подгорело. А водоросли ваши я есть не стану, хоть зарежьте.
Сестра Инна в своей монастырской келье вынула из сумки газетный сверток. Подвенечное платье, которое она шила, готово. Но сестра Инна не хотела его доставать в келье. Тут нет запоров и замков на дверях, и каждую минуту может кто-то войти.
Она и так знала, что сделала свою работу хорошо, платье… подвенечное платье удалось.
Оно намного красивее, чем то… То, что она, носившая тогда мирское имя, сшила для своей свадьбы.
– Наташа, Наташа моя, – так называл ее муж Кирилл и ласково гладил по волосам, как маленькую несмышленую девочку. Первый раз он поцеловал ее у алтаря и сделал это без всякой страсти, а так, как нужно, как полагается при чинном бракосочетании.
Сестра Инна погладила газетный сверток ладонью. Все, все воспоминания об их краткой жизни с мужем, вся горечь, вся боль – тут, вот тут. Каждый стежок, каждый шов на подвенечном платье может рассказать столько… хотя вроде бы и нечего рассказывать.
Все видится, как сквозь пелену, – весь их недолгий медовый месяц с Кириллом.
Ее дядя снял им на этот месяц дачу в Сергиевом Посаде у лавры. Чтобы они посещали святые места и слушали колокола. Дачка – крохотный скворечник на четырех сотках. Садовый домик без печки с двумя обогревателями, которые она, тогда еще Наташа Зотова, ставила возле их супружеской постели.
– Наташа, милая моя, я что-то устал, – объявил ей муж Кирилл в их вторую ночь после свадьбы.
Первую они провели на квартире Наташи – за стеной мать и сестры. Поэтому – так тогда думала Наташа – ничего у них в брачную ночь с мужем не случилось – они просто улеглись рядышком на раздвинутый диван и спали как брат и сестра. Невинно.
Но и на вторую ночь муж Кирилл не захотел ничего. «Я устал, ты же знаешь – такой долгий пост, потом перед Пасхой столько всего – мы почти не спали, готовились, затем Пасха, после вся эта свадебная лихорадка…»
Да, они сыграли свадьбу на Красной горке. Наташа думала, что это к счастью.
Но вот наступил их медовый месяц в маленьком доме, где слышны колокола лавры, – и ничего.
Днем они гуляли, Кирилл потом возился в саду. Наташа готовила нехитрый обед. А ночью… она все ждала. Что же это он? Как же это?
На шестую ночь медового месяца Кирилл обнял ее, и она почувствовала такой жар внутри, что начала целовать его часто, нежно. Нежность и страсть переполняли ее, она хотела близости, она хотела наконец-то стать женой своего мужа. Она ощутила всем телом, как он напрягся, притиснул ее к постели. Нашла его губы своими губами, пила этот их первый настоящий поцелуй жадно, неистово.
И внезапно ощутила, как он слабеет.
Вот он отпустил ее, перевернулся на спину.
Он молчал. Потом повернулся на бок, спиной к ней.
– Ничего, ничего, Кирюша, – прошептала Наташа, – это ничего.
Тогда она была готова ждать.
Шли дни, пролетела неделя, затем другая, третья.
Однажды вечером, жарко натопив комнатные обогреватели, Наташа улеглась в постель первой.
Кирилл сидел за столом на террасе и что-то писал в ноутбуке. Все эти недели он много работал, читал, делал заготовки к будущим проповедям, вел переговоры по мобильному.
Приход им с Наташей обещали далекий – в леспромхозе на реке Свирь, но Кирилл говорил, что со временем можно перебраться и куда-то поближе. А так – выбирать не приходится. Молодой священник едет туда, куда направляют, где есть свободное место.
Наташа думала об этом леспромхозе на реке Свирь, о том, какая там церковь, какие там условия для жизни и вообще как они с Кириллом там будут существовать вдвоем.
Она на многое бы согласилась, если только…
Сестра Инна в своей келье закрыла глаза – та их ночь в жарко натопленной комнатке садового домика…
Она легла в постель первой. Поверх одеяла. И высоко подняла свою длинную ночную рубашку.