хоть тени наших лиц непогребенных!

Живое небо
Перевод А. Гелескула

Я искал

и не плачу, хотя не найду никогда.

И среди зачерствелых камней и засохших личинок

не увижу борение солнца с живыми телами.

Но вернусь я в истоки

биений, приливов и гулов,

из которых дитя выплывает,

у которых поверхность размыта, —

и все, что искал, обретет свою белую радость,

когда растворюсь, улетая, в любви и песках.

Туда не проникнет иней зрачков угасших

и стоны деревьев, которые губит шашень.

Там очертанья переплелись так тесно,

что каждая форма – только залог движения.

И не пробиться там через рой соцветий —

зубы, как сахар, в воздухе растворятся.

И не погладить папоротник ладонью —

оледенит ее ужас слоновой кости.

Там, под корнями и в сердцевине ветра,

так очевидна истина снов и бредней,

никелевый пловец, стерегущий волны,

сонных коров розоватые женские ноги.

Я искал

и не плачу, хотя не найду никогда.

Я вернусь к изначальному, влажному трепету мира,

и все, что искал, обретет свою белую радость,

когда растворюсь, улетая, в любви и песках.

Полет, вечно юный, над высохшими морями,

над стайками бризов и севших на мель кораблей.

Дрожанье удара о несокрушимую вечность

и любовь – наконец, беспробудная. Любовь!

Любовь наяву!

Маленький венский вальс
Перевод А. Гелескула

Десять девушек едут Веной.

Плачет смерть на груди гуляки.

Есть там лес голубиных чучел

и заря в антикварном мраке.

Есть там залы, где сотни окон

и за ними деревьев купы…

О возьми этот вальс,

этот вальс, закусивший губы.

Этот вальс, этот вальс,

полный смерти, мольбы и вина,

где шелками играет волна.

Я люблю, я люблю, я люблю,

я люблю тебя там, на луне,

и с увядшею книгой в окне,

и в укромном гнезде маргаритки,

и в том танце, что снится улитке…

Так порадуй теплом

этот вальсс перебитым крылом.

Есть три зеркала в венском зале,

где губам твоим вторят дали.

Смерть играет на клавесине

и танцующих красит синим

и на слезы наводит глянец.

А над городом – тени пьяниц…

О, возьми этот вальс,

на руках умирающий танец.

Я люблю, я люблю, мое чудо,

я люблю тебя вечно и всюду,

и на крыше, где детство мне снится,

и когда ты поднимешь ресницы,

а за ними, в серебряной стуже, —

старой Венгрии звезды пастушьи,

и ягнята, и лилии льда…

О возьми этот вальс,

этот вальс «Я люблю навсегда».

Я с тобой танцевать буду в Вене

в карнавальном наряде реки,

в домино из воды и тени.

Как темны мои тростники!..

А потом прощальною данью

я оставлю эхо дыханья

в фотографиях и флюгерах,

поцелуи сложу перед дверью —

и волнам твоей поступи вверю

ленты вальса, скрипку и прах.

Песня кубинских негров
Перевод А. Гелескула

Если ночь будет лунной,

поеду в Сантьяго-де-Куба,

поеду в Сантьяго.

Запрягу вороные буруны

и поеду в Сантьяго.

Заколышется лунное пламя.

Поеду в Сантьяго.

Когда пальмы замрут журавлями,

поеду в Сантьяго.

Когда станет медузой коряга,

поеду в Сантьяго.

Поеду в Сантьяго

с Фонсекою рыжеволосым.

Поеду в Сантьяго.

К Ромео, Джульетте и розам

поеду в Сантьяго.

О Куба! О ритмы сухого гороха!

Поеду в Сантьяго.

О гибкое пламя, зеленая кроха!

Поеду в Сантьяго.

Кайманы. Табак. Тростниковые струны.

Поеду в Сантьяго.

Ведь я говорил, что поеду в Сантьяго,

запрягу вороные буруны

и поеду в Сантьяго.

Шпоры бриза и рома.

Поеду в Сантьяго.

Кораллы и дрема.

Поеду в Сантьяго.

Песок и прилив бездыханный.

Поеду в Сантьяго.

Белый зной. Восковые бананы.

Поеду в Сантьяго.

Зеленый твой сахар,

о Куба! О радуга вздоха и праха!

Поеду в Сантьяго.

Плач по Игнасьо Санчесу Мехиасу
Перевод М. Зенкевича

I
Удар быка и смерть

Било пять часов пополудни.

Было точно пять часов пополудни.

Принес простыню крахмальную мальчик

в пятом часу пополудни.

И корзину с известью негашеной —

в пятом часу пополудни.

А над всем этим – смерть,

одна только смерть

в пятом часу пополудни.

Вата взлетела, подхвачена ветром,

в пятом часу пополудни.

Стекло и никель посеяла окись

в пятом часу пополудни.

Голубка вступила в бой с леопардом

в пятом часу пополудни.

И было бедро пропорото рогом

в пятом часу пополудни.

И гулко ударил большой колокол

в пятом часу пополудни.

Трезвон хлороформа и дымной крови

в пятом часу пополудни.

В трауре улиц безмолвные толпы

в пятом часу пополудни.

А сердце быка так яростно билось

в пятом часу пополудни.

Когда заморозились капли пота

в пятом часу пополудни

и стала арена желтее йода

в пятом часу пополудни,

то смерть положила личинки в рану

в пятом часу пополудни.

Било пять часов пополудни,