Джонни посмотрел на голову Далси, лежащую на его плече. От нее исходил слабый аромат духов. Он потерся щекой.
— Далси, ты спишь? — спросил он ленивым, довольным голосом.
Как кошка, она пошевелилась в его объятиях.
— Ага, — прошептала она.
В темноте он улыбнулся.
— Мариан Эндрюс предупреждала меня насчет тебя, — сказал он.
Весь сон у нее как рукой сняло. Она попыталась разглядеть в темноте выражение его лица.
— Да? — сказала она, и в ее голосе послышался страх. — И что же она такое сказала?
Он посмотрел на нее.
— Да ничего особенного, — сказал он, снова притягивая ее к себе. — Она мне всего лишь сказала, что многие нам завидуют, и не надо верить тому, что они могут наболтать.
Далси с облегчением вздохнула.
— Это хорошо, — сказала она слабым голосом. — Но мне даже в голову не приходит, кто может распускать обо мне слухи!
Он посмотрел в темноту поверх ее головы. На его губах появилась понимающая улыбка. Она слишком наивна, чтобы разбираться в голливудских нравах.
— Ну, знаешь, как бывает, — сказал он ласково. — Людям нравятся всякие сплетни.
Ее голос снова стал сонным.
— А! — сказала она. — Людям нравятся сплетни…
В комнате Мариан Эндрюс свет горел до рассвета. Она сидела за пишущей машинкой. Рядом, в пепельнице, тлела сигарета. На лице Мариан играла довольная улыбка.
Она думала о молодом враче, с которым познакомилась несколько недель назад, когда у нее воспалился палец. Мариан направилась к доктору Ганнету и очень удивилась, что ее пальцем вместо доктора Ганнета занялся этот молодой человек. Она спросила, где Ганнет.
— В отпуске, — ответил молодой человек. Он объяснил, что принимает пациентов доктора Ганнета, пока тот не вернется. Он представился.
— У вас есть практика? — спросила она.
Он покачал головой и объяснил, что ищет место, где бы устроиться.
— А почему бы не здесь? — снова спросила она.
Он вновь покачал головой.
— Мне не нравятся здесь люди, — сказал он. — Слишком много ипохондриков. — Он засмеялся.
Она приходила к нему еще несколько раз, хотя особой необходимости в этом не было. Он всегда вел себя с ней очень вежливо, ни разу не намекнув, что она больше не нуждается во врачебной помощи.
До того дня, когда она со смехом сказала, что он, наверное, считает ее таким же ипохондриком, как и всех остальных в этом городе. Он взглянул на нее смеющимися глазами. Нет, сказал он, он не считал ее такой.
— Так в чем же дело? — спросила она, чувствуя себя глупо.
Его серые глаза смотрели на нее очень серьезно.
— Вы влюблены, — сказал он.
— Это же просто смешно, — ответила она.
— Разве? — в свою очередь сказал он, беря ее за руку. — Вы очень могущественная женщина, Мариан, — сказал он. — Может, вы думаете, что не можете влюбиться?
— Нет же, говорю я вам, — продолжала настаивать она.
Он снова засмеялся и отпустил ее руку.
— Ладно, — сказал он. — Тогда что это такое? — спросил он. — Вы просто не хотите признаться, что я единственный человек, которому ваше могущество не может помочь.
Она ушла, размышляя над его словами.
Мариан взяла сигарету и затянулась. Возможно, он был прав. И она действительно в него влюблена. Но в одном он был не прав. Когда они поженятся, он узнает, как она может ему помочь.
Улыбнувшись, она посмотрела на лист, вставленный в машинку, и забарабанила по клавишам. На белом листе бумаги начали появляться слова.
КОЛОНКА МАРИАН ЭНДРЮС
Суббота, 22 августа 1925 года.
Дорогой читатель!
Вчера вечером я была у Питера Кесслера на приеме, который он давал в честь Уоррена Крейга, и это была великолепнейшая вечеринка. Все, ну практически все, были там…
5
С озабоченным лицом Кэрол Рейган зашел в кабинет Джонни, неся в руках пачку бумаг. Он положил их ему на стол и сказал усталым голосом:
— Ну вот, Джонни, еще сто двадцать пять пришло с утренней почтой.
Джонни посмотрел на него.
— Новые отказы? — спросил он.
Рейган кивнул.
— Ты только посмотри на них, — сказал он Джонни. — Среди них наши лучшие клиенты.
— Садись, Кэрри, — предложил Джонни. — Ты неважно выглядишь.
Рейган плюхнулся в кресло.
— Я весь измотан, — признался он. — Целый день я разговариваю с ними по телефону и слышу от них один и тот же ответ. «Хватит работать по старинке, — говорят они. — Когда вы начнете делать звуковые фильмы? Без звука дело не пойдет».
Джонни ничего не сказал. Взяв со стола один из контрактов, он пробежал его глазами. Красными чернилами сверху было написано: «Расторгнут. 10 сентября 1925 года».
Под этими словами стояло имя владельца кинотеатра. Джонни узнал одного из самых давних клиентов «Магнума».
— С ним ты тоже говорил? — спросил он Рейгана, постукивая контрактом по столу.
— Ну, — буркнул Рейган. — Он говорит то же, что и все, что ему, конечно, жаль, но… — Он замолчал, грустно качая головой.
Джонни просмотрел другие контракты. Он узнавал имена владельцев кинотеатров. Встретив очередное знакомое имя, он посмотрел на Рейгана.
— А что сказал Моррис?
Рейган устало прикрыл глаза.
— Он старался говорить со мной как можно любезней, но ответ тот же.
— А ведь он был самым первым, кто показал «Бандита» еще в двенадцатом году, — с горечью заметил Джонни.
Открыв глаза, Рейган посмотрел на Джонни.
— Я знаю, — сказал он. — Я напомнил ему об этом, а он сказал: а что вы от меня хотите? Всем нужны звуковые фильмы, и каждый раз, когда я кручу немой фильм, в кинотеатрах пусто, как во время эпидемии.
Он грустно рассмеялся. Все хотят делать звуковые фильмы, кроме Питера. Подавшись вперед, он продолжал с жаром:
— Вот что я тебе скажу, Джонни, ты должен убедить Питера, чтобы он срочно переключился на звуковое кино. Иначе уже к следующему году мы обанкротимся.
Джонни посмотрел на него с пониманием. У Рейгана были причины для беспокойства. Он заведовал отделом реализации в «Магнуме». До сих пор он прекрасно справлялся с работой, но теперь, несмотря на все усилия, дела в отделе шли неважно.
Если бы только Питер прислушался к его словам два года назад! Тогда разговор зашел о звуковом кино, но Питер лишь рассмеялся. «Это не пойдет!» — сказал он тогда, но в том же году Уорнер выпустил «Джазового певца» с Джолсоном в главной роли. В фильме было мало диалогов, в основном — песни. «Это однодневка, долго не протянет», — заявил Питер. Но он ошибся. Этот фильм перевернул все.