Дорис придвинулась ближе к нему и взяла его за руку.
— Ты знаешь, как ты мне нравишься, — прошептала она.
Он снова повернулся к ней. Ее лицо было спокойным, глаза светились теплом и доверием. Джонни обнял ее за плечи.
— Только не знаю почему, — сказал он тихо.
Она серьезно посмотрела ему в глаза.
— В тебе есть какая-то сила, Джонни. Люди тебе доверяют. — Ее голос был тихим и задумчивым. — Они чувствуют, что могут доверять тебе и положиться на тебя, и позаимствовать часть твоей силы, как папа.
Джонни вновь отвернулся и посмотрел на возвышающиеся холмы. Ему не хотелось, чтобы она увидела в его глазах внезапно появившееся сомнение. Он не хотел разубеждать ее. Но ведь он сам много чего боялся.
Как, например, в тот день, когда он увидел Далси в кабинете Марка. Его тело пронизала дрожь. Он боялся что-нибудь ей сказать, да и не знал, что сказать. Когда она коснулась его щеки — как будто электрический заряд пронзил все его тело, вызвал удивительные воспоминания о долгих ночах, полных страстного шепота. Даже сейчас он чувствовал ее прикосновение к щеке. Неужели он никогда не забудет ее?
— Думаю, что ты права, — с горечью признал он.
Дорис протянула руку и повернула его лицо к себе. В ее глазах было понимание.
— Я знаю, что я права, Джонни.
Они снова замолчали. Она размышляла. Далси сделала из него уверенного человека. Вспомнив о ней, она почувствовала в груди резкую боль, боль страдания за его мучительные воспоминания, а не за свои. Сможет ли она сделать так, чтобы он забыл все? Возможно, да, а может, и нет, она не знала. Единственное, что она знала, что любит его. Она всегда любила его. Дорис положила свою руку на его ладонь, теплую и мягкую. Она постарается освободить его от этой боли, хоть это и трудная задача — как склеить по кусочкам разбитую китайскую вазу. Сначала будет тяжело, но, имея терпение и время, всего можно достичь.
— Возможно, мне и удастся где-нибудь найти достаточно денег, чтобы закончить съемки других картин так, чтобы твой отец ничего не узнал об этом, — проговорил он задумчиво. Он размышлял вслух.
— А где ты возьмешь столько денег, Джонни? — спросила Дорис, и в ее глазах вспыхнула надежда. — О, Джонни, если б ты мог это сделать!
— Я могу продать свои акции, — сказал он, посмотрев на нее.
— Джонни, как можно! — поразилась она. — Ведь это все, что ты заработал за свою жизнь.
Он попытался улыбнуться.
— Ну и что? — сказал он. — Я потом обратно выкуплю, когда дела пойдут нормально. Я не вижу другого выхода.
— А если тебе не удастся выкупить их обратно? — сказала она. — Ведь тогда ты потеряешь все.
Где-то в глубине души он был уверен, что никогда не получит обратно свои акции. Стоит им только уйти — обратного пути нет. На его губах появилась улыбка. Сердце его учащенно забилось, и он сам удивился, услышав свой голос:
— Ты же не откажешься выйти замуж за бедняка, а, милашка?
Она изумленно посмотрела на него. На секунду она застыла, и ее глаза наполнились слезами. Обвив его шею руками, она поцеловала его.
— О, Джонни! — Она то смеялась, то плакала. — Я выйду за тебя замуж за любого. Я так люблю тебя, дорогой.
Он крепко прижал Дорис к себе и закрыл глаза. Именно для этого живет человек — чтобы услышать такие слова.
Марк нервно смотрел на телефон, сидя в своей комнате. Он бросил взгляд на часы. Два тридцать утра. Ветерок играл шторами. Марк подошел к окну и тихо закрыл его. Через стекло ему были видны неясные фигуры Джонни и Дорис, они сидели около бассейна. «Проклятие!» — зло подумал он.
Марк выключил свет. Ему не хотелось, чтобы они знали, что он еще не спит. Сев рядом с телефоном, он закурил очередную сигарету. Когда же, наконец, его соединят? В Париже сейчас должно быть одиннадцать утра, в это время Питер должен быть в своем кабинете. Телефон зазвонил. Марк быстро схватил трубку, чувствуя, как заколотилось сердце. В тишине ночи телефонный звонок прозвучал как сигнал тревоги. Он перевел дыхание, прежде чем ответить, и надеялся, что его никто не услышит. Спокойным голосом он сказал в трубку:
— Алло?
В ответ послышался голос телефонистки.
— Мистер Марк Кесслер?
— Слушаю.
— Разговор с Парижем, ваш заказ. Говорите.
— Алло, папа? — нервно сказал он.
В голосе отца звучало удивление.
— Марк, в чем дело?
— С мамой все в порядке, с семьей все в порядке, — быстро проговорил Марк.
И услышал, как отец облегченно вздохнул.
— Ты напугал меня.
Марк положил в пепельницу сигарету и, помедлив, заговорил:
— Я не хотел тебя напугать, пап. — Его голос снова стал спокойным и мягким. — Я просто хотел поговорить с тобой о деле.
Питер сразу стал серьезным.
— Давай, говори, не забудь, что одна минута стоит двадцать долларов. Так что побыстрее.
Глаза Марка сузились, в голосе послышались вкрадчивые нотки.
— Я звоню тебе насчет Джонни, папа, — сказал он.
— Насчет Джонни? — удивился Питер. — А что случилось?
— Да он пришел сегодня на студию и поднял тут шум. Я думаю, он что-то замышляет.
— Что он сказал? — спросил Питер.
— Ничего особенного, но он цеплялся ко всякой мелочи. Ему не понравилось, как выполняется график съемок фильмов. Он настаивал, чтобы мы закончили «Вместе мы непобедимы» прежде, чем все остальные фильмы.
Питер засмеялся.
— Не бери в голову, Марк. Ты должен к этому привыкнуть, ребята из Нью-Йорка всегда пытаются учить нас. Не обращай на них внимания, вот и все.
— Но ведь Джонни настаивает, — повторил Марк.
— А ты поинтересовался, почему? — спросил Питер.
— Я спросил, но он мне прямо не ответил. И никак не могу понять, что-то он в последнее время какой-то странный.
Питер помолчал, затем снова раздался его голос.
— Может, у него есть на это причины? Джонни очень толковый парень.
— Почему же он тогда мне ничего не объясняет?
— Это похоже на Джонни. Иногда он бывает страшно упрямым. Не беспокойся насчет этого. Снимай фильмы и перестань волноваться. Я поговорю с ним, когда вернусь, — успокаивающе сказал Питер.
— Не знаю, — продолжал Марк, и в его голосе звучало сомнение. — Что-то он чертовски странно ведет себя. Я слышал, как он говорил сегодня с Бобом Гордоном. Боб ему что-то сказал, и он засмеялся, а затем ответил ему: «Никогда не знаешь, что случится, Боб. Возможно, мы скоро снова будем вместе работать, гораздо раньше, чем ты думаешь».