– Но всё когда-то случается впервые, – подводя итог своего пересказа, заявил Апостол. – Ведь недаром он сюда прибыл именно в это время. Скорей всего, наш мстительный Бубенчик всё-таки отыскал нечто, чем можно привлечь Санчеса, вызвать его немалый интерес, а то и уговорить повоевать на своей стороне.
Иван не удержался от очевидного:
– Знать бы нам, чем его Бонза соблазняет, можно было бы ликвидировать предложение или сделать встречное, не менее щедрое… Но в любом случае мне кажется, надо встретиться и переговорить с Печенегом и с Тюрюповым.
– Надо, наверное, – стал рассуждать Леон. – Но вряд ли они согласятся на встречу. Печенег слишком осторожен для этого. А Тюрюпов сразу отвергает любые встречи. Начнём настаивать – только хуже будет. Скорей всего, нам ничего иного не остаётся, как немедленно бросить часть своих сил на слежку за этими типами и постараться отследить хоть какие-то контакты с их стороны.
– А если удостоверимся, что они встречались с Бонзой, то есть с Бубенцом?
Этот вопрос адресовался Иваном больше Апостолу, и тот ответил:
– Тогда это для нас станет чем-то сродни сигналу «боевая тревога!». И чуть ли не началом новой войны. Если не учитывать тот факт, что обнаружение нашего основного врага сразу повлечёт его уничтожение на месте. В таком случае напряжение резко спадёт, все наши нынешние сложности быстро рассосутся.
С такими выводами трудно было не согласиться.
Как и трудно было остаться в хорошем настроении после этих новостей. Всё долгое застолье оказалось смазанным, испорченным, оставляющим некий горький осадок в душе. Мало того, переглянувшиеся между собой наставники решили ещё больше подпортить настроение Загралову. Потому что коснулись вопроса, которого после победы обещали вообще не касаться. А именно:
– Ты, конечно, извини, – начал Свифт, пользуясь своим старческим, безобидным видом, – что нарушаем данное нами слово, но обстоятельства резко меняются и дисбаланс сил может резко нарушиться не в нашу пользу. Ибо затрону весьма деликатную тему для нас: как ты решил распорядиться своим трофейным сигвигатором и распорядился ли уже?
И в самом деле, деликатная тема. К тому же она подспудно грызла сознание молодого обладателя все последние шесть дней. Реквизированный сигвигатор, которым Адам Фамулевич вымолил себе жизнь, так и оставался до сих пор бесхозным, без своего нового обладателя. Разве что определённые и тщательные исследования были проведены над ним с помощью Цепи, да осталось твёрдое убеждение, что второе иномирское устройство ничего человеку не даёт. То есть следовало отдавать его кому-то, перенастраивать на него и как можно скорей начать взращивать, усиливать, обучать нового, скорей всего, лояльного во всём союзника.
Но в том-то вся сложность и заключалась, что Иван до сих пор не мог решиться, кому именно вручить прибор неведомой цивилизации, делающий любого человека могущественным и почти бессмертным. Непонятно, по каким причинам у него в душе вдруг просыпался иррациональный страх, предвидение страшной беды, чувство приближающейся катастрофы и прочие, подобные этим страхи. Откуда оно берётся в сознании и почему, не возникало даже малейших догадок. Но стоило лишь усилием воли отодвинуть размышления о передаче сигвигатора в иные руки на задворки мыслительной деятельности, как все страхи исчезали, предчувствия беды рассеивались и коленки переставали подрагивать. То есть в решении этого вопроса до сих пор приходилось руководствоваться некими странными инстинктами. И трудно было определиться окончательно: доверять им или нет? Мало того, даже советоваться с кем-то на эту тему жутко не хотелось. Всё в сознании переворачивалось с ног на голову, когда однажды попытался переговорить на эту тему с Игнатом Ипатьевичем. И пару раз то же самое случилось, когда собрался поделиться своими опасениями с супругой.
Да ещё и наставники сразу заявили: «Делай с трофеем что хочешь! Мы не вправе на эту тему в разговорах с тобой даже заикнуться». Получается, имели для этого какие-то основания? Тогда почему теперь не только «заикнулись», а потребовали конкретного ответа?
Первым делом Загралов прислушался к себе. И с некоторым удивлением осознал, что всё тот же иррациональный страх вновь всколыхнулся в душе. Но уже не настолько сильный, чуть ли не в несколько раз ослабленный, нивелировавшийся. Словно опасность ещё оставалась, но уже не настолько огромная. Инстинкт, что ли, притупился? Или и в самом деле некая опасность миновала?
Немедленно возникли здравые желания кое-что выяснить и в кое-каких нюансах разобраться. С того и начал:
– Вначале у меня вопрос. К вам троим. Передавал ли кто из вас лично «свободный» сигвигатор будущему обладателю? – Трое коллег ответили на это отрицательно. – Ладно, тогда иной аспект: что вам известно о самочувствии обладателя в момент выбора нового претендента и в момент передачи?
Тут мнений оказалось предостаточно. Каждому из полусотников было что рассказать. Но все их мнения можно было чётко суммировать в одно: никто и никогда при этом не страдал, ничего не боялся и расставался с лишним устройством с лёгкостью. Потом – да, бывали случаи сожаления или раскаяния от неверного выбора. Но вот в сам момент передачи и до него ничего плохого о самочувствии передающего известно не было. Как и о душевных метаниях или о неуместном страхе ни разу не упоминалось.
– Почему же у меня тогда все последние шесть дней, как только я подумаю о выборе кандидата, начинали поджилки трястись? – признался наконец-то Загралов. И веско добавил: – И это при том, что я абсолютно уверен сразу в нескольких кандидатах.
Нельзя сказать, что на такие откровения опытные полусотники только недоумённо развели руками. И детали выспросили, и поспорили отчаянно, каждый отстаивая своё мнение, но в итоге так никакого толкового объяснения не дали. Только продублировали те выводы, которые пришли в голову самому Ивану. А именно: «…Всё это неспроста! Дыма без огня не бывает! Недаром говорится, что семь раз отмерь, один раз отрежь. Не уверен – не обгоняй! Прежде чем прыгать, соломки постели!» Ну и несколько подобных им же сентенций, порой глупых и не совсем уместных.
Правда, и настроение всеобщее чуточку поднялось. Да так, что не отказались выпить очередную рюмочку и провозгласить тост, предложенный неунывающим китайцем, за «продуктивность коллективного мышления!» После чего он же без закуски предложил несколько своих кандидатур. В ответ «москвич» и «канадец» стали своих выдвиженцев проталкивать. Причём характеристики давали самые положительные и расхваливали, как родных братьев. А порой возникало чувство, что они нахваливают своих сыновей, внуков или правнуков.
Загралов внимательно слушал, солидно кивал, задавал уточняющие вопросы, но сам развил совещательную деятельность с представителями своей команды. Причём, что его сильно воодушевило, никаких неприятных факторов влияния на сознание практически не ощущалось. Следовательно, исчезли некие, неизвестные причины? Или вмешался какой-то неучтённый фактор? А может, попросту следовало выдержать определённое время, прежде чем передать устройство иной цивилизации в чужие руки? Правда, последнее предположение не выдерживало никакой критики. Ведь Иван свой сигвигатор подхватил из рук Туза Пик, пока бока устройства ещё оставались тёплыми. Значит, причина не в обязательной паузе.