Но Оля была не такой. Ее всерьез озаботила судьба приятельницы. Не найдя понимания у родителей, она повернулась к Лесе и попыталась поговорить с ней:
– Ирочка звонила мне сегодня из больницы.
Видя, что Оле необходимо с кем-то поделиться накопившимся у нее на сердце, Леся сделала над собой усилие и с деланым интересом спросила:
– И как она? Поправляется?
– Спасибо, ей уже гораздо лучше. Но знаете, что она мне сказала? Она считает, что ее специально хотели утопить.
– Утопить? – рассмеялся Саша. – Что за сказки?
– Нет, не сказки. Ирочка сказала, что кто-то подплыл к ней под водой и схватил за ногу.
– Это ей просто показалось. Или ребята – ее приятели – глупо пошутили. Молодежь ведь!
– Ребята были в это время на берегу. И очень хорошо, что они там были, потому что если бы не они, то Ирочка сейчас бы уже лежала на дне морском.
– Кто-то из парней был на берегу, а кто-то подплыл к твоей приятельнице под водой, – не сдавался Сашка. – Отличная получилась шутка. И девчонку напугали, и себя героями выставили.
Оля ничего не ответила. Но Сашу ее молчание еще больше распалило.
– И что ты там вообще делала с этими молокососами? Сколько раз тебе повторять: ты уже взрослая женщина, пора взяться за ум! А ты все скачешь, словно молодая коза!
Оля молча поднялась и ушла к себе в комнату, отказавшись от ужина. Этот ее поступок донельзя огорчил тетю Валю, которая побежала следом за дочерью, надеясь уговорить перекусить хоть немножко. Обратно она вернулась расстроенная и кинула в сторону зятя негодующий взгляд. «Расстроил девочку», – читалось во взгляде любящей матери.
Сколько себя помнила Леся, ее тетка окружала маленькую Оленьку такой теплотой и заботой, что даже иной раз становилось завидно. Олю никогда не наказывали и даже не ругали. Но зато игрушек у нее было больше, чем у какого-либо другого ребенка. Возможно, не будь Оля очень доброй и хорошей по своей натуре девочкой, такая неумеренная забота родителей могла бы превратить ее в монстра. Но этого не произошло. Своими многочисленными игрушками Оля охотно делилась со сверстниками, а если они иногда не хотели ей их возвращать, с радостью передавала игрушки в новые руки.
Тетя Валя иногда сердилась на дочь за такую щедрость, но дядя Сережа зарабатывал хорошо, всю зарплату до копеечки исправно тащил в семью, так что вскоре на месте подаренной Олей игрушки появлялась дюжина новых. Детство Оли можно было бы считать совершенно счастливым, и Леся удивлялась, почему у сестры появилась такая страсть к бродяжничеству. Ведь она уходила из дома не только после замужества, эта страсть появилась у нее еще в ранние годы.
Поэтому, дождавшись конца ужина, Леся оставила Киру помогать тете Вале с уборкой посуды, а сама отправилась к Оле.
Она нашла троюродную сестру в ее спальне, лежащую пластом и разглядывающую потолок.
– Только сейчас заметила, что паутина образует очень интересный узор, – сказала Оля, увидев Лесю. – Ложись, я тебе покажу.
Леся устроилась рядом и принялась глазеть в потолок. Никакого необычного узора она там не заметила, несмотря на все старания Оли показать его ей. Но неудача огорчила в первую очередь саму Олю.
– Видимо, я и впрямь ненормальная, – с горечью произнесла она. – Как говорит Сашка, с тараканами в голове.
– И часто он тебе так говорит?
– Частенько. Да я и сама знаю, что я слегка с приветом.
Лесю искренне удивили слова родственницы.
– Ты? Да что ты!
– Ну, конечно, я стараюсь как могу, скрываю ото всех свои странности. Но тебе я скажу: я правда ненормальная. Не такая, чтобы быть опасной для окружающих, но с изрядным прибабахом.
– Никогда этого не замечала, – откровенно призналась Леся.
– Это потому, что мы не так часто с тобой общались, – со вздохом произнесла Оля. – Только на общих праздниках да днях рождениях.
– Но тут мы живем уже не первый день все вместе. И если не считать твоего побега к этим археологам, то ничего странного я за тобой не наблюдаю.
– С возрастом я более или менее научилась себя контролировать. Но в классе у меня совсем не было друзей, потому что все считали меня странной.
– Ты немного мечтательна и часто погружаешься в свои мысли, но это ведь не порок.
– Ах, если бы ты знала, какие странные сны мне иногда снятся, – внезапно произнесла Оля и взглянула прямо в глаза Леси.
Было ясно, что тяга к откровенности у Оли еще не прошла. И ей опять хочется поделиться с кем-то тем, что накопилось у нее на душе.
Леся спросила:
– А что за сны ты видишь?
– Разные. Иногда мне снится, что я нахожусь в теле какой-то рыбы или морского животного, скорей всего, дельфина. Я подплываю к незнакомым берегам, вижу очень красивый город с причудливой архитектурой. Потом я увидела фотографии и поняла, что была во сне где-то у берегов Гонконга.
– Ты просто видела это изображение еще раньше в журналах или по телевизору. А потом твой мозг ночью транслировал его тебе.
– Нет, – покачала головой Оля. – Этот сон я видела в детстве. А те здания, которые я видела, были построены значительно позднее. Я специально узнавала.
– Ну… Это еще не основание, чтобы считать себя странной.
– Так если бы это было один раз, то я бы ничего и не говорила. Да и что Гонконг, мне и другие странные места снятся часто. То клубникой спелой вся мамина бухгалтерия усажена, ходи, собирай сколько хочешь. То на каком-то непонятном летательном аппарате я летаю, причем управляюсь с ним плохо, вот-вот упаду. Но это все ерунда, куда хуже, когда я вижу сны про своих родителей.
– Почему же хуже?
– Потому, что во сне мои родители совсем вроде как и не мои. То есть выглядят они совсем иначе. Незнакомые мне люди, я никогда их не видела, но твердо уверена, что женщина – это моя мать. А папа… С папой вообще никакой ясности.
И, неожиданно спрыгнув с кровати, Оля схватила свою сумку и открыла ее. Покопавшись внутри, Оля неожиданно вытащила прямоугольный кусочек бумаги и протянула его Лесе.
– Вот этого человека я и вижу в своих снах, – сказала она. – Раза два или три он мне снился. И во сне именно он был моим отцом.
Леся с любопытством потянулась, чтобы взглянуть на фотографию. Хотя она уже догадывалась, что именно увидит сейчас, но хотела убедиться лично. Она оказалась права: в руках у Оли был тот самый пожелтевший от времени и слегка надорванный кусочек бумаги, которую они с Кирой уже имели счастье лицезреть, когда искали в вещах Оли ее документы и телефон.
– Кто это? – спросила Леся у сестры.
– Понятия не имею, – отозвалась Оля.
– А откуда у тебя эта фотография?
– Я не помню. Кажется, я нашла ее в детстве в одном из маминых ящиков.