Сыновья Ананси | Страница: 31

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Она обратила внимание, как другие женщины и другие мужчины смотрели на Толстяка Чарли, когда она шла с ним рядом, и была счастлива оттого, что он держал ее под руку.

Они шли через Лестер-сквер, и Рози видела, как светят им звезды, яркому мерцанию которых не мешали даже уличные фонари.

На краткий миг она задумалась, почему прежде Толстяк Чарли был совсем другим. Иногда, где-то в глубине души Рози подозревала, что, возможно, продолжает встречаться с Толстяком Чарли лишь потому, что он так не нравится ее матери; что она сказала ему «да», когда он сделал ей предложение, лишь потому, что ее мать определенно хотела, чтобы она сказала «нет»…

Толстяк Чарли водил ее однажды в Вест-Энд. В театр. Это был сюрприз на день рождения, но вышла неразбериха с билетами, то есть выяснилось, что билеты у них на вчерашнее число; администраторы – понимающие и очень любезные – помогли Толстяку Чарли найти место за колонной в партере, Рози же досталось место на балконе прямо за беспрестанно ржущим девичником из Норвича. С учетом всего этого нельзя сказать, что было очень здорово.

Зато этот вечер был волшебным. В жизни Рози случалось не так много идеальных моментов, но сколько бы их ни было, теперь стало на один больше.

Ей так нравилось то, что она чувствовала, когда была с ним!

А когда танцы закончились и, пошатываясь, они вышли на улицу, а голову кружило от танцев и шампанского, Толстяк Чарли – почему, подумала она, Толстяк? ведь он совсем не толстый – приобнял ее и сказал: «А теперь мы поедем ко мне», – голосом таким глубоким и настоящим, что у нее внутри все задрожало; и она ничего не сказала о том, что ей завтра на работу, что когда они поженятся, у них будет много времени для всего такого, она вообще ничего не сказала, хотя беспрестанно думала о том, как сильно желает, чтобы этот вечер не кончался, и как сильно-пресильно ей хочется, нет, необходимо поцеловать этого мужчину в губы и обнять его.

И вспомнив, что она должна что-нибудь ответить, она сказала «да».

В такси на пути к нему домой она держала его руки в своих руках, льнула к нему и смотрела на него в свете встречных автомобилей и уличных фонарей.

– У тебя ухо проколото, – сказала она. – Почему я раньше не замечала, что у тебя ухо проколото?

– Эй, – сказал он, улыбаясь, голосом как у гитары, настроенной на октаву ниже, – что я, по-твоему, должен думать, если ты никогда не замечала таких вещей, хотя мы вместе уже, хм, сколько времени?

– Полтора года, – сказала Рози.

– Полтора года, – повторил ее жених.

Она прильнула к нему и вдохнула его запах.

– Мне так нравится, как ты пахнешь! – сказала она ему. – Это какой-то одеколон?

– Всего лишь я, – сказал он.

– Тогда тебя нужно разливать во флаконы.

Она заплатила таксисту, пока Толстяк Чарли открывал входную дверь. По лестнице они поднялись вместе. Но когда оказались на втором этаже, он направился дальше, прямо к свободной комнате в конце коридора.

– Спальня же здесь, глупый, – сказала она. – Куда тебя понесло?

– Никуда. Знаю, – сказал он.

Они вошли в спальню Толстяка Чарли. Она задернула занавески и посмотрела на него, сияя от счастья.

– Ну, – сказала она наконец, – ты меня поцелуешь или нет?

– Наверное, да, – сказал он и поцеловал. Время расплавилось, растянулось и изогнулось. Их поцелуй длился миг, или час, или целую жизнь. А потом…

– Что это было?

– Я ничего не слышал, – сказал он.

– Как будто кому-то очень больно.

– Может, кошки дерутся?

– Похоже на человека.

– Может, городской лис? Они орут как люди.

Она замерла, склонив голову и внимательно прислушиваясь.

– Замолчал, – сказала она. – Хм. Хочешь услышать очень странную вещь?

– Угу, – сказал он, пробегая губами по ее шее. – Конечно, расскажи мне о самой странной вещи… Но я заставил его уйти, он тебя больше не потревожит…

– Самое странное, – сказала Рози, – что голос был твой.

* * *

Толстяк Чарли бродил по улицам, пытаясь освежить голову. Первой реакцией на происходящее было желание колотить в собственную дверь до тех пор, пока Паук не впустит его, и высказать Пауку и Рози, что он о них думает. Это было бы естественно. В высшей степени естественно.

Все, что от него требовалось, это вернуться в свою квартиру и все объяснить Рози, и потребовать от Паука, чтобы тот оставил его в покое. Вот все, что следовало сделать. Разве это трудно?

Труднее, чем кажется, это уж точно. Он не вполне понимал, зачем удалялся от своего дома. Еще меньше он понимал, как найти дорогу назад. Улицы, которые он знал, или думал, что знал, как будто изменили конфигурацию, и он то и дело упирался в тупики, исследовал бесконечные проходы и переходы, постоянно сбиваясь с пути в беспорядке жилых улиц ночного Лондона.

Порой он видел главную магистраль с огнями проезжающих автомобилей и вывесками фаст-фуда. Он понимал, что стоит ему туда попасть, и он найдет путь к дому, но едва он сворачивал к магистрали, как тут же оказывался где-то еще.

Он стер себе ноги, а в животе у него громко урчало. Он был зол, и чем дольше шел, тем злее становился.

От гнева в голове просветлело. Паутина, охватившая разум, порвалась, сеть улиц, по которым он блуждал, распуталась. Он повернул за угол и вышел на магистраль, прямо к круглосуточной «Жареной курочке из Нью-Джерси». Толстяк Чарли заказал себе «семейную» порцию, сел и разделался с ней безо всякой помощи остальных членов семьи. Покончив с этим, он вышел на тротуар и стоял, пока в зоне видимости не показался приветливый оранжевый огонек «свободен», прикрепленный к большому черному такси. Он махнул рукой. Такси притормозило рядом, оконное стекло опустилось.

– Куда?

– Максвелл-гарденс, – сказал Толстяк Чарли.

– Смеешься, что ли? – спросил таксист. – Это ж прямо за углом.

– Так отвезете? С меня пятерка сверху. Честно.

Таксист шумно дышал сквозь зубы: такой звук обычно издает механик перед тем как спросить у вас, чем, кроме сантиментов, объясняется ваша приверженность именно этому двигателю.

– Дело хозяйское, – сказал таксист. – Садись.

Толстяк Чарли сел, таксист выехал, подождал, пока сменится сигнал светофора, и повернул за угол.

– Куда, говоришь, тебе нужно? – спросил таксист.

– Максвелл-гарденс, 34, – сказал Толстяк Чарли. – Сразу за винным магазином.

Одежда на нем была вчерашняя, и он об этом пожалел. Мать всегда твердила, что следует каждый день надевать чистое белье на случай, если собьет автомобиль, и чистить зубы – на случай, если будут опознавать по стоматологической карте.