— Спасибо, Микаэль. Пока! Счастливого тебе Рождества!
— Но…
Но Белланже уже отключился.
Он так и не прикурил, так и не сдвинулся с места.
Позже он попробовал связаться с Шарко, и у него ничего не получилось — только и смог, что оставить на автоответчике комиссара сообщение с просьбой позвонить как можно скорее. Домой он не пойдет — надо свести воедино все разветвления дела, которое они расследуют. У него, как и у других — у сотрудников Интерпола и служб внутренней безопасности посольств, — не будет праздника. Не до сочельника, не до Рождества им сегодня.
Капитан полиции сел в кресло поглубже, обхватил голову руками.
Не зря его преследовали лица безымянных детей, лежавших на операционном столе. Теперь он знал, какая судьба их ожидала.
— А помнишь, в аэропорту, перед тем как я улетела в Альбукерке, ты пообещал, что в Рождество мы будем есть устриц и пить вино? На самом же деле… сейчас уже восемь вечера, я сижу в пижаме, мы едим черт знает что с черт знает какой посуды, и все это в черт знает какой больнице, где вокруг одни беременные! Я в жизни не видела столько беременных на квадратный метр…
— Это суррогатные матери, в Восточной Европе сейчас модно суррогатное материнство.
Шарко лениво ковырялся вилкой в содержимом своей тарелки. Он только что приехал из посольства, где побеседовал с атташе по внутренней безопасности и начальником киевской полиции.
— Но кухня-то тут хотя бы местная? Вот эти вот… вроде равиолей с пюре и свининой внутри, они — национальное блюдо? Не забудь: мы ведь в лучшей клинике столицы Украины.
— Если и так, все равно надо относиться к этим вроде-равиолям с осторожностью — вдруг радиоактивные?
Они смотрели друг на друга улыбаясь, но улыбки были слабые, неуверенные. Им бы и хотелось пошутить, повалять дурака, а душа не лежала к шуткам. Они оба чуть не погибли, и снова они в больнице, и перед ними подносы непонятно с чем…
Люси распрямилась и все-таки попробовала то, что ей принесли. Она жива, хорошо себя чувствует, а это самое главное. Сканирование мозга не выявило никаких повреждений, осталось дождаться, что покажут результаты анализов крови.
Врачи решили, что обморок был вызван резким падением сахара в крови, умноженным на стресс и усталость. Что же до раны на голове, то не потребовалось даже накладывать швы: перевязали стерильными бинтами, поверх них — эластичными, чтобы повязка лучше держалась, ну и все.
А Шарко вообще отделался шишкой.
— Повязка на башке, хромая нога — я, наверное, смахиваю на Бьорна Борга… [77]
— Даже если и так, то ты куда сексуальнее!
Люси сменила тему и перешла на серьезный тон:
— Ладно, расскажи, что сейчас происходит.
Комиссар включил телефон, выключенный с тех пор, как он вел переговоры в посольстве.
— Украинская сторона еще продолжает допросы, но ситуация потихоньку проясняется.
— Давай подробнее!
— Михаил утверждает, что Шеффер сам пытал и убил Валери Дюпре в том заброшенном здании еще в начале декабря. Как мы и предполагали, журналистка хотела вызволить ребенка из блокгауза, но во время побега водитель фургона ее поймал. Мальчика он больше никогда уже не видел, зато Валери схватил, запер в комнате с матрасом и известил об этом Шеффера. Говорит, когда ученый вошел и увидел пленницу, он прямо-таки взбесился. Мы-то с тобой знаем почему: небось сразу понял, зачем Валери крутила с ним роман и откуда взялось сообщение в «Фигаро», осознал масштабы ее предательства.
Люси никак не могла избавиться от преследовавшей ее картинки: затончик, обнаженное тело Валери среди корней в радиоактивных водах озера, руки и ноги, объеденные громадными уродливыми рыбинами… Ей страшно было представить, какие муки выпали на долю этой несчастной, запертой в жутком строении посреди дикого леса.
— Они забрали у Валери мобильный, — продолжал Шарко, — нашли в списке часто повторяющихся вызовов телефон Кристофа Гамблена и пытали ее до тех пор, пока она не призналась, что вела расследование с ним на пару. Так Шеффер и Дассонвиль на него и вышли.
— Печальная участь Гамблена нам известна: тоже пытки и смерть в морозильнике на собственной кухне… Под пытками журналист сказал, что напал на след серийного убийцы, который экспериментировал с анабиозом, стало быть, читал рукопись. Дассонвиль заморозил Гамблена насмерть, дав перед тем выпить святой воды. Я ничего не понимаю в религиозных делах, но, похоже, Дассонвиль хотел… хотел облегчить своей жертве встречу со смертью. Ведь точно то же он проделал со своими братьями-монахами, прежде чем их сжечь. Этот тип в рясе — настоящий дьявол!
— Ну да, мы уже знали, что он такой… А потом парочка негодяев решила убрать Агонла и всех, кто имел хоть какое-то отношение к проклятой писанине, пусть даже в малейшей степени. — Шарко ненадолго задумался. — Михаил и Владимир продолжают утверждать, что ничего и знать не знают об истинной деятельности Шеффера и его фонда. Переводчик отбирал и похищал детей, водитель под руководством Шеффера делал им татуировки, потом отвозил на Урал в фургоне с радиоактивными отходами. Шеффер за это щедро платил обоим. На сегодняшний день известно, что за десять лет им было использовано для опытов четырнадцать мальчиков.
— Четырнадцать! Ужас-то какой!
— И это только верхушка айсберга. По словам Михаила, в то время, когда Шеффер вместе со своим фондом находился на территории России, доктор сам занимался русскими детьми, зараженными радиацией, — искать другие пути ему пришлось уже после того, как его из России прогнали. Тогда он обосновался во Франции, где и нашел удачный способ продолжить свой гибельный промысел.
— Ассоциация?
— Конечно. Он создал ассоциацию и привлек к работе Владимира и Михаила. С тех пор наши милые шофер и переводчик похитили пятерых украинских мальчишек.
— Надеюсь, похитители окончат жизнь за решеткой.
Комиссар стиснул зубы, но преодолел себя и перешел к практической стороне дела:
— Кто-то из посольских уже отправился за машиной, на которой мы ездили к запретной зоне, и вот-вот вернется с нашими вещами. Нам понадобится самая теплая одежда: если все будет хорошо, завтра рано утром, в семь двадцать, мы вылетаем в Челябинск. Вернее, сначала час полета до Москвы, там у нас пересадка, потом из другого аэропорта летим на Урал, в Челябинске приземлимся в двенадцать ноль семь по московскому времени, по местному — в три часа дня. Если к тому времени Интерпол и Белланже все уладят, Арно Лашери привезет в аэропорт двух полицейских, которые вместе с нами полетят на Урал. Если я правильно понял, оба они из местной уголовки, значит делают примерно то же, что мы во Франции. Эти ребята уже связались с челябинской полицией и там, на месте, будут руководить следственными действиями. В общем, нам остается смотреть и ничего не трогать. Меньше всего на свете нашим верхам хочется, чтобы что-нибудь случилось еще и на российской территории.