– Это настоящее открытие! – продолжил сержант, приходя во всё больший восторг. – Это ж какие перспективы открываются перед полицией! Как быть, если преступник запирается, не желает выдавать сообщников? Раньше его подвешивали на дыбу, жгли раскалёнными щипцами и всё такое. Во-первых, это нецивилизованно. Во-вторых, есть такие крепкие орешки, которых никакой пыткой не возьмёшь. А тут – пожалуйста. Культурно, по-научному! Приучить такого упрямца к морфию, а после – бац, и больше не давать. Всё расскажет, как миленький! Послушайте, Гоу, я напишу об этом статью в «Полицейскую газету». Конечно, и вас упомяну. Только идея все-таки моя. У вас это вышло случайно, а метод изобрёл я. Вы, дружище, ведь не станете это оспаривать? – забеспокоился Локстон.
– Не стану, Уолтер, не стану. Можете обо мне вовсе не упоминать. – Инспектор подошёл к решётке, посмотрел на всхлипывающего князя. – Скажите, доктор, у вас в саквояже найдётся ампула морфия и шприц?
– Конечно.
Онокодзи распрямился, с мольбой глядя на Асагаву.
– Что, ваше сиятельство, поговорим? – задушевно сказал ему инспектор.
Арестованный кивнул, облизнув сухие лиловые губы.
Эраст Петрович хмурился, но молчал – главным сейчас был японский инспектор.
– Спасибо, доктор, – сказал Асагава. – Заправьте шприц и дайте мне. Можете идти спать.
Твигсу явно не хотелось уходить. С любопытством разглядывая связанного, он медленно рылся в своём чемоданчике, не спеша вскрывал ампулу, долго рассматривал шприц.
Посвящать врача в тайны закулисной политики никто не собирался, это произошло само собой.
– Ну скорее же, скорее! – закричал князь. – Ради Бога! Что вы возитесь? Один маленький укольчик, и я расскажу про Сугу всё, что знаю!
Твигс тут же навострил уши.
– Про кого? Про Сугу? Про интенданта полиции? А что он сделал?
Делать нечего – пришлось объяснить. Так и вышло, что группа, расследовавшая дело о странной смерти капитана Благолепова, вновь оказалась в прежнем составе. Только статус у неё теперь был иной: уже не официальные дознатели, а, пожалуй что, заговорщики.
* * *
После того как арестанта развязали и укололи, он почти сразу же порозовел, заулыбался, сделался развязным и говорливым. Болтал много, но существенного рассказал мало.
По словам Онокодзи, новоиспечённый интендант полиции принял участие в заговоре против великого реформатора, потому что затаил обиду – оскорбился, что его подчинили никчёмному аристократишке с большими связями. Суга, будучи человеком умным и хитрым, выстроил интригу так, чтобы одновременно достичь двух целей: отомстить министру, не сумевшему оценить его по достоинству, и свалить ответственность на своего непосредственного начальника, дабы занять его место. Всё это Суге отлично удалось. В обществе, конечно, болтают всякое, но мёртвый лев перестаёт быть царём зверей и превращается в обычную дохлятину, поэтому покойный Окубо теперь никого не интересует. В высших сферах дуют новые ветра, любимцы убитого министра уступают место ставленникам противоположной партии.
– Участие Суги в заговоре – это слух или д-достоверный факт? – спросил Фандорин, разочарованный этой легкомысленной трескотнёй.
Князь пожал плечами.
– Доказательств, разумеется, нет, но мои сведения обычно верны, иначе я давно бы умер с голода. Скупердяй Цурумаки, всем обязанный нашему семейству, выплачивает мне такое жалкое пособие, что его едва хватает на приличные рубашки.
Пять тысяч иен в месяц, вспомнил Фандорин. Двадцать вице-консульских окладов.
– А кто руководил з-заговором? От кого Суга получил в награду усадьбу Такарадзака?
– Сацумские самураи создали целую организацию, члены которой поклялись истребить «предателя» Окубо. Эти люди приготовились к долгой охоте, собрали большие деньги. Хватило бы на дюжину поместий.
Дальнейшие расспросы ничего не дали. Онокодзи повторял одно и то же, то и дело отвлекался на великосветские сплетни и вконец заморочил допрашивающим голову.
В конце концов, поняв, что больше ничего полезного не выяснят, они отошли в сторону и попытались выработать план дальнейших действий.
– Кроме уверенности в том, что Суга виновен, и кое-каких деталей, не подтверждённых доказательствами, у нас ничего нет, – кисло сказал Эраст Петрович, уже не сомневаясь, что заварил всю эту кашу напрасно. Хитроумная и сомнительная с нравственной точки зрения операция мало что дала.
Асагава тоже был мрачен, но решимости не утратил:
– И все же отступаться нельзя. Суга должен понести расплату за своё злодейство.
– А что если так? – предложил Локстон. – Интендант получает анонимное письмо, в котором сказано: «Ты думаешь, что ты ловкач и всех надул, но ты, парень, наследил. У меня на тебя кое-что есть. На Окубо мне наплевать, туда ему и дорога, но мне позарез нужны деньги. Приходи туда-то во столько-то, и произведём обмен: я тебе отдам улику, ты мне – скажем, десять тысяч». А для достоверности изложить в письме кое-какие подробности про его делишки: и про украденные реляции, и про кляп, и про усадьбу. Суга в любом случае переполошится, захочет посмотреть, что за шантажист, да чем располагает. Если не пришлёт к назначенному месту отряд полиции, а явится сам, уже одним этим выдаст себя со всеми потрохами. Ну как план? – Сержант горделиво посмотрел на товарищей. – Недурён?
Титулярный советник его расстроил.
– Дурён. Никуда не годится. Суга, конечно же, не придёт. Он не дурак.
Локстон не сдавался:
– Пришлёт полицейских? Вряд ли. Не захочет рисковать. Вдруг у шантажиста в самом деле улики?
– И п-полицейских не будет. Явятся очередные сацумцы и изрубят нас с вами в мелкую лапшу.
– М-да, это очень вероятно, – признал доктор.
Инспектор же ничего не сказал, лишь ещё больше нахмурился.
Совещающиеся умолкли.
– Эй! О чем вы там шепчетесь? – крикнул Онокодзи, подходя к решётке. – Не знаете, как прижать Сугу? Я скажу вам! А вы за это выпустите меня на свободу. Идёт?
Все четверо разом обернулись к арестанту. Не сговариваясь, двинулись к решётке.
Князь протянул меж прутьев ладонь.
– Одну ампулку про запас. И шприц. В качестве аванса.
– Дайте, – велел Асагава доктору. – Если скажет чушь, отберём назад.