Наслаждаясь минутой, человек большого света немного потомил публику. Смахнул с несколько помятого сюртука пылинку, поправил манжету. Ампулу аккуратно положил в жилетный карман, предварительно поцеловав и прошептав: «О, мой кусочек счастья!». Победно улыбнулся.
– Ах, как мало меня ценят! – воскликнул он. – И как дёшево платят! А чуть что, сразу ко мне: «Расскажите, разузнайте, выведайте». Онокодзи знает всё и обо всех. Помяните моё слово, джентльмены. В грядущем столетии, до которого я вряд ли доживу по причине хрупкости организма, самым дорогим товаром станет осведомлённость. Дороже золота, бриллиантов и даже морфия!
– Хватит болтать! – рявкнул сержант. – Отберу!
– Вот как разговаривают красноволосые с отпрыском древней японской фамилии, – пожаловался князь Асагаве, но, когда тот угрожающе схватил его за лацкан, перестал валять дурака. – Господин Суга – большой педант. Настоящий поэт бюрократического искусства. В этом и заключается секрет его могущества. За годы службы в полицейском ведомстве он собрал секретный архив из сотен папочек.
– Никогда об этом не слышал, – качнул головой инспектор.
– Естественно. Я тоже. До тех пор, пока в один прекрасный день Суга меня не вызвал к себе в кабинет и кое-что не показал. Ах, я человек с фантазией, живу, как бабочка. Меня нетрудно схватить грубыми пальцами за крылышки. Вы, господа, не первые, кому это удалось… – Князь горестно вздохнул. – Тогда-то, в ходе очень неприятного для меня разговора, Суга и похвастался, что у него есть того же рода отмычки ко многим влиятельнейшим особам. О, господин интендант отлично понимает, сколь великое будущее уготовано осведомлённости!
– Чего он от вас хотел? – спросил Фандорин.
– Того же, чего и все. Сведений об одном человеке. И получил. Видите ли, содержание моей папочки таково, что я не осмелился упорствовать.
Сержант хмыкнул:
– Малолетние девочки?
– Ах, если бы… Это вам знать ни к чему. Для вас важно, что я дал Суге, чего он хотел, но не пожелал и впредь быть марионеткой в его руках. Обратился за помощью к мастерам тайных дел – разумеется, не сам, через посредника.
– К мастерам тайных дел? – воскликнул Твигс. – Уж не про синоби ли вы говорите?
Доктор и вице-консул переглянулись. Неужто?
– Именно к ним, – как ни в чем не бывало ответил Онокодзи и зевнул, изящно прикрыв рот наманикюренной ручкой. – К милым, добрым ниндзя.
– З-значит… Значит, они существуют?!
Перед глазами Эраста Петровича, сменяя друг друга, возникли сначала разинутая пасть змеи, потом багровая маска человека без лица. Вице-консул передёрнулся.
Врач недоверчиво покачал головой:
– Если бы ниндзя сохранились, об этом было бы известно.
– Кому надо, знают, – пожал плечами князь. – Люди, занимающиеся этим ремеслом, рекламу в газетах не печатают. Наш род уже триста лет пользуется услугами клана Момоти.
– Тех самых?! Потомков великого Момоти Тамбы, который застрелил из лука волшебницу, прикинувшуюся луной?!! – Голос доктора затрепетал.
– Угу. Тех самых.
– Стало быть, в 1581 году на горе Хидзияма самураи перебили не всех? Кто-то спасся?
– На какой горе? – Онокодзи был явно не силён в истории отечества. – Понятия не имею. Знаю лишь, что мастера из клана Момоти обслуживают весьма узкую клиентуру и берут за работу очень дорого. Зато своё дело знают. Мой посредник, старший самурай покойного батюшки, связался с ними, дал заказ. Синоби разузнали, где Суга прячет свой тайник. Если вас интересует заговор против Окубо, можно не сомневаться, что именно там хранятся все нужные вам сведения. Суга не уничтожает документов, они – его инвестиция в будущее.
– Не сомневаюсь, что мои пропавшие донесения тоже там! – быстро сказал Асагава, обращаясь к Фандорину.
Но того сейчас больше занимали мастера тайных дел.
– А как связываются с ниндзя? – спросил титулярный советник.
– При нашем дворе этим ведал старший самурай. Самое доверенное лицо при князе. Представители одного и того же семейства, они служат нам почти четыреста лет. То есть служили… – вздохнул Онокодзи. – Теперь не стало ни княжеств, ни преданных вассалов. Но наш, душа-человек, по старой памяти выполнил мою просьбу. Даже заплатил Момоти аванс из собственных средств. Золотой старик! Для этого ему пришлось заложить родовое поместье. Синоби хорошо поработали и, как я уже сказал, нашли тайник. Но не полезли в него, потребовали ещё денег – таковы были условия договора. Я же как назло в ту пору сидел на мели и не смог внести платёж. Ниндзя к таким вещам относятся болезненно. Если заказчик нарушил условия, ему конец. Убьют, причём каким-нибудь кошмарным способом. О, это ужасные, просто ужасные люди!
– Но вы-то, приятель, вроде живы, – заметил Локстон.
Князь удивился:
– А при чем здесь я? Заказчиком для них был наш вассал. Ему и пришлось держать ответ. Вдруг, ни с того ни с сего, старик заболел странной болезнью. У него распух и вывалился язык, потом почернела кожа, вытекли глаза. Бедняжка кричал криком двое суток, а затем умер. Знаете, ниндзя – виртуозы по части приготовления всяких необычных снадобий, как исцеляющих, так и умертвляющих. Про синоби рассказывают, что они…
– Черт с ними, с синоби! – перебил сержант к неудовольствию Эраста Петровича. – Где тайник? Самурай вам успел рассказать?
– Да. Тайник у Сути всегда под рукой. В прошлом году построили новое здание полицейского управления, в квартале Яэсу. Суга, в ту пору вице-интендант, лично руководил строительством и, втайне от всех, пристроил к своему служебному кабинету секретную комнату. Работами руководил американский архитектор. Он потом утонул. Помните эту печальную историю? О ней писали во всех газетах. В благодарность за хорошо выполненный заказ полицейское управление устроило для архитектора и лучших рабочих прогулку на пароходе, а пароход возьми и перевернись… Среди лучших рабочих были трое, которые строили тайник.
– Какое злодейство! – ахнул инспектор. – Теперь я понимаю, почему, сделавшись начальником управления, Суга остался в прежнем кабинете. А у нас все восхищаются его скромностью!
– Как попасть в тайник? – спросил Фандорин.
– Точно не знаю. Там какой-то хитрый рычаг – это всё, что сообщили синоби моему старичку. Больше, джентльмены, я ничего не знаю, но согласитесь, что мои сведения имеют для вас чрезвычайную ценность. По-моему, вы должны меня немедленно выпустить.