Сегун | Страница: 128

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Я думаю, нам следует сразу же отправиться, сэр.

— Очень хорошо, — согласился Торанага. — Ябу-сан, примите командование кораблем. Марико-сан, скажите Анджин-сану, чтобы он оставался на юте за штурвалом, тогда вы пойдете со мной.

— Да, господин.

По размеру баркаса Торанаге стало ясно, что с ним сможет отправиться только пять телохранителей, что тоже ожидалось, и окончательный план был прост: если он не сможет убедить их, чтобы фрегат помог, тогда он и его телохранители убьют адмирала, их кормчего и священников и запрутся в одной из кабин. Одновременно галера нападет на фрегат с носа, как предложил Анджин-сан, и все вместе они попытаются взять фрегат штурмом. Возьмут ли они его, нет ли, в любом случае все решится очень быстро.

— Это хороший план, Ябу-сан, — сказал он.

— Пожалуйста, разрешите мне пойти вместо вас на переговоры.

— Они не согласятся.

— Очень хорошо, но сразу же, как только мы выберемся из этой западни, выселите всех чужестранцев из нашей империи. Если вы так сделаете, вы привлечете на свою сторону больше дайме, чем потеряете.

— Я подумаю об этом, — сказал Торанага, зная, что это вздор, что он должен привлечь на свою сторону дайме-христиан Оноши и Кийяму и, следовательно, других дайме, или, не выполнив своих обязательств, он будет съеден. — Почему Ябу хочет попасть на фрегат? Какую измену он замышляет, если им не помогут?

— Господин, — говорил тем временем Алвито дель Акве, — можно, я приглашу Анджин-сана сопровождать нас?

— Зачем?

— Мне кажется, что он может захотеть поприветствовать своего коллегу кормчего Родригеса. Этот человек сломал ногу и не может прийти сюда. Родригесу хотелось бы снова повидать его, поблагодарить за спасение, если вы не возражаете.

Торанага не видел причины, почему бы Анджин-сану не следовало идти. Человек был под его защитой, следовательно, ему нечего было опасаться.

— Если он этого хочет, очень хорошо. Марико-сан, проводите Тсукку-сана.

Марико поклонилась. Она знала, что ее работа состояла в том, чтобы слушать и сообщать об услышанном, следить за тем, чтобы все, что сказано, было правильно сообщено, без искажений. Она чувствовала себя лучше, ее прическа и макияж были в полном порядке, свежее кимоно было одолжено у госпожи Фудзико, левая рука покоилась в удобной перевязи. Один из матросов, ученик лекаря, перевязал ее рану. Порез в верхней части предплечья не затронул сухожилия, сама рана была чистой. Ванна помогла бы ей еще больше, но на галере условий для этого не было.

Она и Алвито вместе вернулись на ют. Он увидел нож за поясом у Блэксорна и то, как ладно сидело на нем это грязное кимоно. «Насколько он завоевал доверие Торанаги?» — спросил он сам себя.

— Хорошая встреча, кормчий Блэксорн.

— Убирайся к дьяволу, отец! — любезно ответил Блэксорн.

— Может быть, мы еще и встретимся там, Анджин-сан. Может быть, мы там будем. Торанага сказал, что вы можете подняться на борт фрегата.

— Это его приказ?

— Если вы пожелаете, — сказал он.

— Я не хочу.

— Родригесу хотелось бы снова поблагодарить вас и повидаться с вами.

— Передайте ему мое почтение и скажите, что я говорю, что я увижу его в аду. Или здесь.

— Его нога не позволит ему этого.

— Как у него с ногой?

— Заживает. С вашей помощью и при милосердии Божием, через несколько недель, если Бог того пожелает, он будет ходить, хотя и будет всегда хромать.

— Передайте ему, что я желаю ему всего хорошего. Вам лучше идти, отец, время уходит.

— Родригесу хотелось бы повидать вас. Там есть грог и прекрасный жареный каплун со свежей зеленью и подливкой, свежий хлеб и масло. Будет жаль, кормчий, если пропадет такая еда.

— Что?

— Есть мягкий белый хлеб, кормчий, морские сухари, масло и коровий бок. Свежие апельсины из Гоа и даже галлон вина из Мадейры, чтобы запить все это, или бренди, если вы его предпочитаете. А также и пиво. Потом каплун из Макао, горячий и сочный. Наш адмирал — эпикуреец.

— Черт бы вас побрал!

— Он и возьмет, когда это будет угодно ему. Я только сказал о том, что существует на самом деле.

— Что значит «эпикуреец»? — спросила Марико.

— Это человек, который наслаждается пищей и красивым столом, сеньора Мария, — сказал Алвито, называя ее христианским именем. Он заметил, как неожиданно изменилось лицо Блэксорна. Он почти мог видеть, как заработали слюнные железы, и почувствовал его боль в бушующем желудке. Сегодня вечером, когда он увидел подготовку к ужину в большой каюте, блеск серебра, белые скатерти и стулья, настоящие кожаные стулья, почувствовал запах свежего хлеба, и масла, и сочного мяса, он сам ощутил слабость от голода, а он отнюдь не страдал без пищи или от непривычной японской кухни.

«Как просто поймать человека, — сказал он себе, — все, что вам надо, — это знать правильную приманку».

— Прощайте, кормчий! — Алвито повернулся и пошел к трапу. Блэксорн пошел за ним.

* * *

— В чем дело, англичанин? — спросил Родригес.

— Где еда? Тогда мы сможем поговорить. Сначала еда, которую вы обещали, — сказал Блэксорн, покачиваясь на главной палубе.

— Пожалуйста, пойдемте со мной, — сказал Алвито.

— Куда вы ведете его, отец?

— Конечно, в большую каюту. Блэксорн может поесть, пока господин Торанага и адмирал побеседуют.

— Нет. Он может поесть в моей каюте.

— Легче, конечно, пойти туда, где есть пища.

— Боцман! Проследи, чтобы кормчему принесли все сразу же — все, что он захочет, — в мою каюту, все со стола. Англичанин, ты хочешь грога, вина или пива?

— Сначала пива, потом грога.

— Боцман, проследи за этим и отведи его вниз. И послушай, Писаро, дай ему из моего шкафа одежду и сапоги, все, что нужно. И оставайся с ним, пока я не позову тебя.

Блэксорн молча пошел за Писаро, боцманом, большим и сильным мужчиной, вниз по коридору. Алвито пошел было обратно к дель Акве и Торанаге, которые разговаривали через Марико около лестницы, но Родригес остановил его:

— Отец! На минутку. Что вы сказали ему?

— Только что вам хотелось бы повидать его и что у нас на борту много еды.

— Но вы не предлагали ему поесть?

— Нет, Родригес, я не говорил этого. Но вам не хотелось бы предложить поесть кормчему, если он голоден?

— Этот бедняга не голоден, он голодает. Если он поест в таком состоянии, он будет блевать, как обожравшийся волк, потом он будет вопить, как перепившаяся проститутка. Теперь, мне не хотелось бы, чтобы один из нас, даже еретик, ел как животное и вопил как дикий зверь перед Торанагой, понимаете, отец? Не перед этим ссаным сукиным сыном — особенно таким, чистеньким, как промежность сифилитичной проститутки!