— Хорошо. Он будет готов. Когда вы вернетесь?
— На рассвете.
— Ну и отлично! Я поведу береговую партию — десять человек.
— Не спускайтесь на берег, Песаро. Киндзиру! Мадонна, что с твоими мозгами? — Родригес широко расставил ноги и облокотился о планшир.
— Скверно, что все так страдают, — сказал боцман Песаро, опустив крупные мозолистые руки. — Я поведу всю группу и обещаю, что все будет спокойно. Мы уже две недели сидим здесь, как в клетке.
— Портовые власти сказали «киндзиру», так что прости, но это все-таки «киндзиру», будь оно проклято! Помнишь? Это тебе не Нагасаки.
— Да, клянусь кровью Христа, очень жаль! — Здоровяк-боцман обиделся. — Подумаешь, прикончили одного японца.
— Одного убили, двух тяжело ранили, массу народу покалечили, изуродовали девушку, прежде чем самураи остановили вашу схватку. Я предупреждал вас перед выходом на берег: «Нумадзу не Нагасаки — так что ведите себя прилично!» Мадонна! Нам повезло, что удалось сбежать, потеряв только одного нашего моряка. Они имели законное право убить вас всех пятерых.
— Их закон, кормчий, это не наш закон. Проклятые обезьяны! Это был обычный скандал в борделе.
— Да, но его начали вы, власти наложили запрет на мой корабль, и вы все под домашним арестом. Вы тоже! — Родригес переставил ногу, чтобы облегчить боль. — Потерпи, Песаро. Как только отец уедет, мы уйдем отсюда.
— С приливом? На рассвете? Это приказ?
— Нет. Пока нет. Пока только приготовь баркас. Со мной поедет Гомес.
— Возьмите меня тоже, а? Пожалуйста, кормчий. Я загнусь от того, что меня засунули на эту проклятую посудину.
— Нет. И вам лучше не сходить на берег сегодня вечером, вам или еще кому-нибудь из наших.
— А если вы не вернетесь на рассвете?
— Вы будете гноить здесь якорь, пока я не вернусь. Ясно?
Недовольство боцмана усилилось. Он поколебался, потом ответил:
— Да, ясно, клянусь Богом.
— Хорошо, — Родригес спустился вниз. Алвито спал, но проснулся сразу же, как только кормчий открыл дверь каюты.
— Ну, все нормально? — спросил он.
— Да. Просто прилив сменяется отливом, — Родригес проглотил немного вина, чтобы отбить противный вкус во рту. Так было всегда после попытки мятежа. Если бы Песаро не повиновался сразу же, Родригес должен был прострелить ему лицо, заковать в кандалы или приказать дать ему пятьдесят линьков, протащить под килем или применить еще одно из ста наказаний, предусмотренных морскими законами для поддержания дисциплины. Без дисциплины любой корабль погибает. — Какой план дальше, отец? Мы выходим на рассвете?
— А как с почтовыми голубями?
— Они в хорошей форме. У нас их шесть штук — четыре из Нагасаки, два из Осаки.
Священник посмотрел на солнце. До захода еще четыре или пять часов. Времени для отправки птиц с первым зашифрованным сообщением достаточно, он его так долго обдумывал: «Торанага выполняет приказ Совета регентов. Я собираюсь в Эдо, потом в Осаку. Буду сопровождать Торанагу в Осаку. Он разрешил строить собор в Эдо. Детальное сообщение перешлю с Родригесом».
— Вы не попросили бы немедленно подготовить двух птиц для Нагасаки и одну для Осаки? — сказал Алвито. — Потом мы поговорим. Я не поплыву с вами обратно. Я думаю попасть в Эдо сушей. Это потребует от меня всю ночь и завтрашний день. А сейчас я сажусь писать подробное сообщение, которое вы отвезете отцу-инспектору, только лично ему в руки. Вы сможете отплыть сразу же, как только я кончу письма?
— Хорошо. Если будет слишком поздно, я подожду до рассвета. Здесь на десять лиг кругом полно отмелей и перемещающихся песков.
Алвито согласился. Еще двенадцать часов ничего не решат. Он знал, что было бы намного лучше, если бы он мог сообщить эти новости прямо из Ёкосе, покарай Боже того дьявола, который повредил там его птиц! «Потерпи, — сказал он себе. — К чему такая спешка? Разве это не главное правило нашего Ордена? Терпение. Все приходит к тому, кто ждет — и работает. Что значат двенадцать часов или даже восемь дней? Они не могут изменить ход истории. Смерть была предопределена еще в Ёкосе».
— Вы поедете вместе с англичанином? — спросил Родригес. — Как раньше?
— Да. Из Эдо я отправлюсь в Осаку. Буду сопровождать Торанагу. Мне хотелось, чтобы вы заехали в Осаку с моим письмом, если вдруг отец-инспектор окажется там, или он отправится туда, покинув Нагасаки до вашего приезда, или если он сейчас едет туда. Письмо вы можете отдать отцу Солди, его секретарю — только ему.
— Хорошо. Я буду рад уехать. Мне здесь не нравится.
— С божьей милостью мы можем все здесь изменить, Родригес. Если нам поможет Бог, мы обратим здесь в нашу веру всех язычников.
— Аминь. — Родригес переменил положение ноги, уменьшив нагрузку, и пульсирующая боль в ней сразу прекратилась. Он выглянул в окно, потом нетерпеливо встал:
— Я схожу за голубями сам. Пишите свое письмо, потом мы поговорим. Об англичанине.
Родригес вышел на палубу и выбрал голубей в корзинах. Когда он вернулся, священник уже достал ручку с острым пером, чернила и записывал свое закодированное послание на тонких листочках бумаги. Алвито положил их в маленькие патрончики, запечатал и выпустил птиц. Все три птицы сделали круг над кораблем, потом цепочкой направились на запад, отблескивая под полуденным солнцем.
— Мы поговорим здесь или спустимся ниже?
— Здесь. Здесь прохладнее, — Родригес показал на ют, где нельзя было подслушать. Алвито сел.
— Сначала о Торанаге.
Он коротко рассказал кормчему о том, что случилось в Ёкосе, опустив инцидент с братом Джозефом и свои подозрения о Марико и Блэксорне. Родригес был не менее его ошеломлен известием о том, что Торанага собрался явиться на встречу с Советом регентов.
— Без сопротивления? Это невозможно! Теперь мы полностью вне опасности, наш Черный Корабль в безопасности, церковь станет богаче, мы разбогатеем… Слава Богу, всем святым и Мадонне! Это самая лучшая новость, какую вы только могли принести, отец. Мы в безопасности!
— Если так захочет Бог. Торанага меня обеспокоил только одним своим заявлением. Он сказал следующее: «Я могу приказать освободить моего христианина — Анджин-сана. С его кораблем и с его пушками».
Хорошее настроение Родригеса сразу испарилось. Он просил:
— «Эразмус» все еще в Эдо? Он в распоряжении Торанаги?
— Это очень опасно, если освободят англичанина?
— Серьезно? Этот корабль вдребезги разнесет нас, если застигнет посреди пути между Японией и Макао, имея на борту Блэксорна и мало-мальски приличную команду. Мы же только маленький фрегат и не можем противостоять «Эразмусу»! Он сможет танцевать вокруг нас, и мы должны будем спустить свои флаги.