— Да, я слышал это.
— Вы будете командовать эскортом, Бунтаро — ваш помощник.
Старый генерал вздохнул.
— Я тоже знаю это, господин. Но с тех пор, как я вернулся сюда, господин, я поговорил со старшими советниками и генералами.
— Да, ну и каково же их мнение?
— Что вам не следует оставлять Эдо. Что ваши приказы необходимо временно отменить.
— Кому?
— Мне. Моими приказами.
— Это то, чего они хотят? Или это то, что вы решили?
Хиро-Мацу положил меч на пол, поближе к Торанаге, и, оставшись беззащитным, прямо посмотрел на него.
— Пожалуйста, извините меня, господин, я хотел спросить вас, что мне следует делать. Мой долг, казалось бы, говорит мне, что мне следует взять на себя командование и не допустить вашего отъезда. Это вынудит Ишидо сразу же двинуться на нас. Мы, конечно же, проиграем, но это, видимо, единственный достойный путь.
— Но глупый, правда?
Серо-стальные брови генерала нахмурились.
— Нет. Мы умрем в бою, с почетом. Мы выиграем «ва». Кванто проиграет войну, но у нас в этой жизни не будет другого хозяина. Сигата га нам.
— Я никогда не радовался, бессмысленно губя своих людей. Я никогда не проиграл ни одной битвы и не вижу причины, почему мне надо начинать это теперь.
— Потерпеть поражение в бою не позор, господин. Разве сдаться лучше?
— Вы все сошлись в этом сговоре?
— Господин, прошу меня извинить, я разговаривал только с отдельными людьми и только с военной точки зрения. Нет никакой измены или сговора.
— И все-таки вы прислушивались к заговорщикам.
— Прошу меня извинить, но, если я соглашусь как ваш главнокомандующий, — тогда это уже не будет изменой, а станет законной государственной политикой.
— Принимать решения без вашего сюзерена — измена.
— Господин, известно много случаев свержения сюзерена. Это делали вы, Города, Тайко — мы все делали вещи и похуже. Победитель никогда не считается преступником.
— Вы решили свергнуть меня?
— Я прошу вас помочь мне в этом решении.
— Вы единственный человек, которому, я думал, можно доверять!
— Клянусь всеми богами, я просто хотел быть вашим самым преданным вассалом. Я только солдат и хотел бы выполнить свой долг перед вами. Я думаю только о вас. Я заслужил ваше доверие. Если это вам поможет — возьмите мою жизнь. Если это склонит вас к бою — я с радостью отдам мою жизнь, жизнь моего рода, сегодня, при всех, или наедине, или как вы пожелаете, — разве не так поступил наш друг генерал Кьесио? Простите, но я не понимаю, почему мне следует позволить вам одним махом отбросить всю жизнь.
— Так вы отказываетесь выполнять мои приказы и возглавить эскорт, который послезавтра отправится в Осаку?
Облако закрыло солнце, и оба они выглянули в окна.
— Скоро опять будет дождь, — предположил Торанага.
— Да, в этом году слишком много дождей. Дожди должны скоро прекратиться, или весь урожай погибнет. Они посмотрели друг на друга.
— Ну?
Железный Кулак спокойно произнес:
— Я официально прошу вас, господин, отдать мне приказ сопровождать вас послезавтра в поход на Осаку.
— Поскольку это противоречит мнению всех моих советников, я принимаю их и ваш совет и откладываю свой выезд.
Хиро-Мацу был совсем не готов к этому.
— Так вы не уезжаете, господин?
Торанага засмеялся. Теперь можно сбросить маску, — он снова стал прежним Торанагой:
— Я никогда и не собирался ехать в Осаку. Почему я должен быть таким глупым?
— Что?
— Мое соглашение в Ёкосе ни что иное, как уловка, чтобы выиграть время, — дружелюбно объяснил Торанага. — Этот дурак Ишидо клюнул на приманку: он ожидает меня в Осаке через несколько недель. Заглотнул ее и Затаки. И вы, и мои храбрые недоверчивые вассалы — все кинулись на нее. Без всяких серьезных усилий я выиграл время — целый месяц, — поверг Ишидо и его грязных союзников в смятение. Я слышал, они уже передрались между собой за Кванто. Его обещали и Кийяме, и Затаки…
— Вы не собирались ехать в Осаку? — Хиро-Мацу покачал головой. По мере того как очевидность этой идеи стала доходить до него, он расплылся в довольной улыбке. — Это все просто хитрый ход?
— Конечно. Поймите, все должны были попасться на эту хитрость! Затаки, все, даже вы! Иначе шпионы донесли бы Ишидо, он сразу выступил бы против нас — и никто, ни на земле, ни на небесах, никакие боги не предотвратили бы мою гибель.
— Это верно… Ах, господин, простите меня. Я так глуп. Я заслуживаю того, чтобы мне отрубили голову! Так все это вздор, всегдашний вздор… Но… но что же с генералом Кьесио?
— Он сказал, что виновен в измене. Мне не нужны генералы-изменники, — мне нужны послушные вассалы.
— Но почему такие нападки на господина Судару? Почему вы лишили его всех ваших милостей?
— Потому что мне так хотелось, — хрипло выговорил Торанага.
— Да. Прошу меня извинить. Это ваше право. Простите, что я так засомневался в вас.
— Почему я должен прощать вас за то, что вы были самим собой, старина? Вы мне нужны, чтобы делать то, что вы делаете, и говорить то, что вы сказали. Сейчас вы мне нужны более чем когда-либо. Я должен иметь кого-нибудь, кому я могу доверять. Вот поэтому я выбрал вас в доверенные лица. Это должно остаться тайной между нами.
— О господин, вы осчастливили меня…
— Да, — перебил его Торанага, — это единственное, чего я боюсь.
— Простите, господин?
— Вы главнокомандующий. Вы один можете нейтрализовать этих глупых, недоумевающих мятежников, пока я жду. Я доверяю вам, и я должен доверять вам. Мой сын не может держать моих генералов в узде, хотя и никогда не выдал бы своей радости, знай он эту тайну. Если бы он знал ее… Но ваше лицо — ворота вашей души, старый дружище.
— Тогда возьмите мою жизнь, дайте только мне разобраться с генералами.
— Это не поможет. Вы должны держать их вместе все время до моего предполагаемого отъезда. Вы должны следить за своим лицом и сном, как никогда. Вы один во всем мире, кто знает! Вы единственный, кому я должен доверять!
— Простите мне мою глупость. Я не уловил. Объясните мне, что я должен делать.
— Скажите моим генералам правду: что вы убедили меня послушаться вашего совета, — ведь это и их совет? Я официально прикажу отложить мой отъезд на семь дней. Потом я отложу его снова. На этот раз — из-за болезни. Вы один знаете это.
— Потом? Потом будет «Малиновое небо»?
— Не так, как планировалось сначала. «Малиновое небо» всегда остается на самый крайний случай.