Ябу был поражен:
— Через… через девятнадцать дней?
— В полдень. — Утонченным движением Огаки вынул из рукава бумажный платок и осторожно высморкался. — Прошу меня извинить. Да, в полдень. Все предзнаменования благоприятны. Господин Торанага был проинформирован посланцем императора четырнадцать дней назад. Его немедленное почтительное согласие пришло в Совет регентов три дня назад. — В руках Огаки появился маленький свиток. — Здесь ваше приглашение, господин Касиги Ябу, на церемонию.
Ябу вздрогнул, увидев императорскую печать в виде хризантемы с шестнадцатью лепестками, — он знал, что никто, даже сам Торанага, не сможет отказаться от такого приглашения. Отказ будет несомненным признаком оскорбления Божества, открытым мятежом. Все земли принадлежат императору — сразу же будет объявлено о немедленной конфискации всех земель и о предложении императора сразу совершить сеппуку. Такие решения передавались по его поручению регентами и подтверждались Большой печатью. Они всегда окончательны и обязательны к выполнению. Ябу лихорадочно пытался успокоиться.
— Простите, вам нехорошо? — заботливо спросил Огаки.
— Простите… — Ябу заикался, — но никогда в самых смелых своих мечтах… никто не мог себе представить, чтобы Его Величество… оказало нам такую честь.
— О да, я согласен. Необычайно!
— Удивительно… что Его Величество… покинет Киото и приедет в Осаку.
— Согласен. Тем не менее на двадцать второй день Его Величество, с регалиями будет здесь.
Без императорских регалий ни одно поколение императоров не считалось правомочным. Три Священных Ценности признаны божественными — они, как все верили, были принесены на землю богом Ниниги-нох-Микото и переданы им лично своему внуку, Дзимму Тенно, первому земному императору. Он же лично передал их своим наследникам, и так до нынешнего их держателя — императора Го-Нидзи. Всем известны эти Три Священные Ценности — меч, бриллиант и зеркало. Священные меч и бриллиант всегда путешествовали по государству вместе с императором, куда бы он не уезжал из своего дворца с ночевкой; зеркало оставалось во внутреннем хранилище при большой синтоистской гробнице в Изу. Меч, зеркало и бриллиант принадлежали Сыну Неба. Они были символами законной власти, знаками ее божественности. Сын Неба брал их с собой, — таким образом он брал с собой всю свою власть.
Ябу засомневался:
— Почти невероятно, чтобы к приезду императора были закончены все приготовления.
— О, господин генерал Ишидо по поручению регентов обратился к Его Величеству сразу же, как только узнал от господина Затаки в Ёкосе, что господин Торанага согласился — это удивительно — прибыть в Осаку и покориться неизбежному. Только великая честь, оказанная вашим хозяином регентам, побудила их просить Сына Неба оказать нам такую милость и присутствовать. — Снова сухое покашливание. — Пожалуйста, извините меня, но не дадите ли вы мне, когда вам будет угодно, ваше официальное письменное подтверждение, что приглашение получено?
— Могу я сделать это прямо сейчас? — Ябу почувствовал внезапную слабость.
— Я уверен, регенты оценят это.
Ябу слабым голосом послал за письменными принадлежностями. В мозгу его продолжало стучать: «Девятнадцать!.. Девятнадцать дней! Торанага может тянуть только девятнадцать дней, а потом тоже должен быть здесь! У меня хватит времени съездить в Нагасаки и благополучно вернуться в Осаку, но не достанет, чтобы устроить нападение на Черный Корабль и захватить его… Нет времени прижать Хариму, Кийяму, Оноши, священников-христиан! Нет времени объявить „Малиновое небо“! Весь план Торанага только иллюзии!.. Торанага проиграл! Мне следовало знать это! Спокойно! Передо мной дилемма: либо я слепо верю Торанаге, что он выскользнет из этой сети, и помогаю Анджин-сану, как задумано, — как можно быстрее набираем людей для захвата Черного Корабля; либо я еду к Ишидо, говорю ему все, что знаю, и пытаюсь выторговать жизнь себе и Изу. Так что же выбрать?..»
Принесли бумагу, тушь и кисточку. Ябу на минуту отбросил терзавшие его сомнения и сосредоточился на письме, стараясь выводить иероглифы как можно правильнее и красивее. Зря он отвечает Присутствию в таком смятенном состоянии, но что делать? Пока он писал, пришло окончательное решение — принять совет Юрико. Сразу словно свалился тяжелый груз — внутреннее равновесие восстановилось, и он почувствовал себя намного лучше. Свое имя он подписал уже с высокомерной вычурностью.
«Как стать лучшим вассалом Торанаги? Стереть Ишидо с лица земли! Но есть ли способ сделать это и оставить время для собственного спасения?» — Тут он услышал, как Огаки говорит:
— Вы приглашены на официальный прием, который генерал Ишидо устраивает завтра в честь дня рождения госпожи Ошибы.
* * *
Все еще измотанная дорогой, Марико обняла сначала Кири, потом обнялась с госпожой Сазуко, порадовалась на ребенка и снова занялась Кири. Ее личные служанки суетливо бегали вокруг них, приносили чай и саке, уносили подносы, вбегали с подушками и благовониями, открывали и закрывали седзи, выходившие во внутренний садик их части Осакского замка, обмахивались веерами, болтали, смеялись и плакали.
Наконец Кири хлопнула в ладоши, отпуская служанок, и тяжело опустилась на специальную подушку, едва справившись с возбуждением и радостью — лицо у нее было очень красное. Марико и госпожа Сазуко торопливо обмахивали ее веерами, хлопотали вокруг нее, но только после трех больших чашек саке она снова могла более или менее свободно дышать.
— Ох, вот так лучше! Да, спасибо, детка, давай еще! Ох, Марико-сан, вы и правда здесь?
— Да-да. Действительно здесь, Кири-сан.
Сазуко, выглядевшая гораздо моложе своих семнадцати лет, поделилась со старшими подругами:
— Ох, мы так беспокоились из-за этих слухов…
— Да, это только слухи, Марико-сан, — прервала Кири. — Я так много хочу узнать, что чувствую — скоро будет обморок…
— Бедная Кири-сан, вот, возьмите саке, — заботливо сказала Сазуко. — Может быть, распустить вам пояс…
— Я совсем хорошо себя чувствую! Пожалуйста, не суетитесь, детка. — Кири вздохнула и сложила руки на огромном животе. — Ох, Марико-сан, так хорошо видеть лица друзей, а не просто тех, кто живет в этом Осакском замке.
— Да, — подтвердила Сазуко, устраиваясь поближе к Марико, и быстро заговорила: — Когда бы мы ни вышли за ворота, серые увиваются вокруг нас, словно пчелы вокруг матки. Нам нельзя выходить из замка — никому из дам, — кроме как с разрешения Совета, а он почти никогда не собирается и они что-то мямлят, так что не дают никаких разрешений, а доктор говорит, что мне еще нельзя ехать, хотя я чувствую себя прекрасно, и ребенок чувствует себя хорошо, и… Но сначала расскажите нам…
Кири перебила:
— Сначала расскажите нам, как наш хозяин.
Девушка засмеялась, ее веселое настроение не омрачилось:
— Я собиралась спросить о том же, Кири-сан!