Он стоял в стороне, и девушка проскользнула мимо, опустив притворно застенчивые глаза. Но ничего застенчивого не было в движении ее бедер, и Питер Марлоу тоже заметил это. «Я должен проучить ее палкой», — подумал Сутра. Но он знал, что сердиться не нужно. Она была всего лишь девушкой, стоящей на пороге зрелости.
Искушать — это женский подход к жизни, а быть желанной — всего лишь женская потребность.
«Возможно, я отдам тебя англичанину. Может быть, это уменьшит твой голод. Он выглядит более, чем мужчиной!» — Сутра вздохнул. Как бы снова стать молодым!
Из-под кровати он вытащил небольшой приемник.
— Я доверюсь тебе. Это радио в порядке. Оно хорошо работает. Ты можешь взять его.
Питер Марлоу чуть не уронил его от возбуждения.
— А ты как же? Оно, конечно, бесценно.
— А у него нет цены. Бери его с собой.
Питер Марлоу перевернул радиоприемник. Он работал от сети. В хорошем состоянии. Крышка была снята и в глубине мерцали лампы. Там было много конденсаторов. Много. Он поднес приемник поближе к свету и дюйм за дюймом изучал его содержимое.
С его лица начал капать пот. Наконец он нашел конденсатор на триста микрофарад.
«Теперь что делать? — спрашивал он себя. — Взять только конденсатор? Мак сказал, что он почти уверен. Лучше взять все целиком, тогда если этот конденсатор не подойдет к нашему приемнику, у нас будет еще один. Мы сумеем спрятать его где-нибудь. Решено. Хорошо иметь запасной приемник».
— Благодарю тебя, туан Сутра. Это подарок, за который я не смогу отблагодарить тебя в достаточной степени. Я и тысячи других людей в Чанги.
— Прошу тебя защитить нас. Если охранник увидит тебя, спрячь его в джунглях. Моя деревня в твоих руках.
— Не бойся. Я буду защищать ее своей жизнью.
— Я верю тебе. Но, возможно, это не самый умный поступок в моей жизни.
— Бывают случаи, туан Сутра, когда я искренне верю, что люди просто глупы.
— Ты умен не по годам.
Сутра дал кусок материи, чтобы завернуть приемник, потом они вернулись в главную комнату. Сулина сидела в тени на веранде. Когда они вошли, она встала.
— Принести еды или питья, отец?
«Ну вот, — сердито подумал Сутра, — спрашивает она меня, но думает о нем».
— Нет. Иди спать.
Сулина кокетливо тряхнула головой, но подчинилась.
— Думаю, моя дочь заслуживает порки.
— Не стоит наказывать такое изящное существо, — сказал Питер Марлоу. — Туан Абу обычно говорил: «Бей женщину по меньшей мере раз в неделю, и в твоем доме будет мир. Но не бей ее слишком сильно, чтобы не рассердить ее, потому что тогда она наверняка ударит тебя в ответ и причинит тебе большую боль».
— Я знаю это присловье. Оно, конечно, верно. Женщин трудно понять.
Они поговорили о многом, сидя на корточках на веранде и глядя на море. Прилив был очень слабым, и Питер Марлоу попросил разрешения искупаться.
— Здесь нет течений, — сказал ему старый малаец, — но иногда встречаются акулы.
— Я буду осторожен.
— Плавай только в тени около лодок. Иногда вдоль берега проходят японцы. В трех милях отсюда по пляжу находится огневая точка. Будь осторожен.
— Хорошо.
Питер Марлоу держался в тени, пока добрался до лодок. Луна опускалась. «Времени осталось не слишком много», — подумал он.
Около лодок несколько мужчин и женщин готовили и чинили сети, болтая и пересмеиваясь. Они не обратили внимания на Питера Марлоу, когда он раздевался и уходил в море.
Вода была теплой, но он чувствовал холодные струи. Это обычное явление во всех восточных морях; он нашел одну такую струю и постарался остаться в ней. Ощущение свободы было великолепным. Он чувствовал себя снова маленьким мальчиком, плавающим в полночь в Южном море вместе с отцом, который кричит: «Не заплывай слишком далеко, Питер! Помни о течениях!»
Он плыл под водой, и его кожа впитывала соль. Всплыв, он выпустил струю воды, как кит, и лениво направился к мелководью, где лег на спину, омываемый прибоем, в восторге от ощущения свободы.
Когда он барахтался в прибое, где вода едва укрывала его бедра, до него неожиданно дошло, что он совершенно гол, а в двадцати ярдах от него были женщины и мужчины. Но он не почувствовал смущения.
Нагота стала образом жизни лагеря. А месяцы, проведенные в деревне на Яве, приучили его к тому, что ничего нет постыдного в том, чтобы быть человеком с его желаниями и потребностями.
Чувственное тепло моря, резвившегося с ним, и приятное тепло в желудке от съеденной пищи, подняло в нем желание. Он резко перевернулся на живот и устремился в море, борясь со своими чувствами.
Он стоял на песчаном дне, по шею в воде, смотрел на берег и на деревню. Мужчины и женщины по-прежнему были заняты ремонтом сетей. Он видел Сутру, сидящего на веранде своей хижины, курившего в тени. Потом увидел Сулину, освещенную светом керосиновой лампы, облокотившуюся на оконную раму. Она смотрела на море, едва прикрывшись саронгом.
Он знал, что она смотрит на него, и гадал, видит ли она. Он смотрел на нее, а она на него. Потом увидел, как она сняла саронг, отложила его в сторону, взяла чистое белое полотенце, и стала вытирать пот, блестевший на ее шее.
Она была дочерью солнца и дочерью дождя. Ее длинные черные волосы скрывали большую часть ее тела, но она откинула их назад и стала заплетать косу. И все время она улыбалась, наблюдая за ним.
Неожиданно каждая струя воды стала лаской, каждое дуновение ветерка стало лаской, каждая нитка водорослей стала лаской; они превратились в пальцы куртизанок, накопивших опыт столетий.
Я хочу взять тебя, Сулина.
Я собираюсь взять тебя, чего бы это мне не стоило.
Он попытался мысленно заставить Сулину уйти с веранды. Сулина наблюдала и ждала. Нетерпеливо, как и он.
Я хочу взять ее. Сутра. Не становись на моем пути. Не делай этого. Или, клянусь Богом…
Он не видел, как, придерживаясь тени, прокрался Кинг, как он в удивлении остановился, увидев его лежащего на животе на мелководье.
— Эй, Питер, Питер!
Услышав голос сквозь дурман, Питер Марлоу медленно повернул голову и увидел Кинга, делающего ему знак головой.
— Питер, давайте. Пора сматываться.
Увидев Кинга, он вспомнил лагерь, колючую проволоку, приемник, бриллиант и опять лагерь, и войну, и лагерь, и приемник, и охранника, мимо которого им предстоит проходить, и что они должны вернуться вовремя, и какие новости в лагере, и как будет счастлив Мак при виде трехсот микрофарад и запасного исправного приемника. Жар мужского желания исчез. Но боль осталась.
Он встал и побрел к своей одежде.