— Совершенно согласен, — согласился Селларс. — Но Марлоу вы должны были лишить довольствия на три месяца. Он может себе это позволить. Этот чертов американец держит в кулаке весь лагерь.
— Пока это так, — проворчал Смедли-Тейлор и снова стал изучать свои карты.
— У вас есть что-нибудь на него? — спросил Джоунс осторожно. Потом добавил: — Три бубны.
— Черт вас возьми, — сказал Селларс. — Четыре пики.
— Пас.
— Шесть пик, — предложил Смедли-Тейлор.
— У вас действительно есть что-то на американца? — снова спросил Джоунс.
На лице полковника Смедли-Тейлора не отразилось ничего. Он знал о кольце с бриллиантом и слышал, что сделка была заключена и что кольцо скоро сменит владельца. А когда деньги попадут в лагерь… есть план… хороший, надежный, тайный план… как получить деньги. Поэтому он только хмыкнул, улыбнулся своей тонкой улыбкой и небрежно сказал:
— Если у меня и есть что-то, я, конечно, не скажу вам об этом. Вы не из тех, кому можно доверять.
Когда улыбнулся Смедли-Тейлор, они все тоже улыбнулись, с облегчением.
Питер Марлоу и Ларкин присоединились к потоку людей, входящих в открытый театр.
Свет на сцене уже был включен, луна освещала панораму лагеря. Театр мог вместить две тысячи зрителей. Сиденья, которые веером расходились от сцены, представляли собой доски, прибитые к пням кокосовых пальм. Каждый спектакль повторялся пять раз, чтобы каждый человек в лагере мог хотя бы раз увидеть его. Места распределялись по жребию и всегда пользовались большим спросом.
Театр был почти заполнен, не считая передних рядов, где впереди рядового состава обычно сидели офицеры, которые приходили позже. Только американцы не соблюдали этого правила.
— Эй, вы двое, — окликнул их Кинг. — Хотите сесть с нами? — Он занял свое излюбленное место у прохода.
— Ну, я бы не против, но вы знаете… — чувствуя себя неловко, сказал Питер Марлоу.
— Да. Что ж, встретимся позже.
Питер Марлоу взглянул на Ларкина и понял, что тот тоже недоволен, что не может сесть со своими друзьями. Глупо чертовски глупо, когда ты хочешь и не можешь сесть там, где хочешь.
— Вы хотите сесть здесь, полковник? — спросил он, снимая с себя ответственность и презирая себя за это.
— Почему бы и нет? — отозвался Ларкин.
Они сели, чувствуя себя очень неловко, видя удивленные взгляды и понимая, что нарушают правила.
— Эй, полковник! — Браф нагнулся к ним с улыбкой. — Вам не поздоровится. Нарушаете дисциплину и все такое прочее.
— Если я хочу сидеть здесь, я и буду сидеть здесь. — Но Ларкин уже жалел, что так легко согласился.
— Как дела, Питер? — спросил Кинг.
— Спасибо, прекрасно. — Питер Марлоу старался преодолеть собственную неловкость. Он чувствовал устремленные на него взгляды. Он еще не рассказал Кингу о продаже ручки, о том, что побывал на ковре у Смедли-Тейлора и о драке, которую чуть было не затеял с Греем…
— Добрый вечер, Марлоу.
Он поднял глаза и поморщился, увидев проходящего мимо Смедли-Тейлора. Глаза как кремень.
— Добрый вечер, сэр, — ответил он тихо. «О, мой Бог, — подумал он, — теперь он меня растерзает».
Возбуждение зрителей сразу возросло, когда по проходу прошел комендант лагеря и сел в самом первом ряду. Огни притушили. Занавес раздвинулся. На сцене был оркестр из пяти музыкантов, а в центре стоял Фил, руководитель оркестра. Аплодисменты.
— Добрый вечер, — начал Фил. — Сегодня мы предлагаем новую пьесу Френка Перриша под названием «Треугольник», которая шла в Лондоне до войны. В ней заняты Френк Перриш, Бред Родрик и неповторимый Шон Дженнисон…
Бурные аплодисменты. Свист. Улюлюканье. Крики «Где Шон?» и «До какой войны?», «Добрая старая Англия», «Давайте начинайте» и «Мы хотим Шона».
Фил взмахнул рукой, и зазвучала увертюра.
Теперь, когда представление началось, Питер Марлоу слегка успокоился.
А потом началось.
Рядом с Кингом внезапно появился Дино, который стал настойчиво шептать ему на ухо.
— Где? — услышал Марлоу вопрос Кинга.
Потом:
— Ладно, Дино. Вали назад в хижину.
Кинг наклонился вперед.
— Нам надо выйти, Питер. — Лицо его было напряженно, голос едва слышен. — Нас хочет видеть тот самый парень.
О, Бог мой! Шагата! И что теперь делать?
— Мы не можем встать и просто так уйти, — неловко ответил Питер Марлоу.
— Черта с два не можем. У нас обоих приступ дизентерии. Пошли. — Кинг уже шел по проходу.
Чувствуя на себе удивленные взгляды, Питер Марлоу поспешил за ним.
Они нашли Шагату в тени за сценой. Он тоже нервничал.
— Я прошу тебя простить мне плохие манеры. Пришлось срочно послать за тобой, но возникла неприятность. Перехватили одну из джонок нашего общего друга, и сейчас его допрашивают по поводу контрабанды эта несносная полиция. — Шагата, казалось, чувствовал себя неловко без винтовки, и он знал, что если его поймают в лагере вне дежурства, то посадят на три недели в тесный карцер без окон. — Я подумал, если нашего друга будут серьезно допрашивать, он может впутать нас.
— Господи, — сказал Кинг.
Он неуверенно предложил «Куа», и вся троица глубже забилась в темноту.
— Я думал, что ты, как опытный человек, — напряженно продолжал Шагата, — посоветуешь, как нам обезопасить себя.
— Надо надеяться!
Его мысли метались, но ответ получался один и тот же — ждать и надеяться.
— Питер. Спросите его, был ли Чен Сен на джонке, когда ее задержали.
— Он говорит, нет.
Кинг вздохнул.
— Тогда, быть может, Чен Сен сумеет выкрутиться. — Он снова подумал, потом сказал: — Единственное, что мы можем, это ждать. Скажи ему, не надо паниковать. Он должен как-то последить за Чен Сеном и выяснить, заговорит ли он. Он должен дать нам знать, если начнется эта чертова заваруха.
Питер Марлоу перевел.
Шагата втянул воздух между зубами.
— Я поражен, что вы двое так спокойны, когда я трясусь от страха. Если меня поймают и расстреляют на месте, можно считать, что мне повезет. Я сделаю все, как ты скажешь. Если тебя схватят, я прошу тебя постараться не впутывать меня. Я постараюсь поступить так же. — Его голова дернулась, когда раздался тихий предупредительный свист. — Если все будет хорошо, мы будем действовать по плану. — Он торопливо сунул пачку «Куа» в руку Питера Марлоу. — Я не знаю ничего о тебе и твоих богах, но я, конечно, буду долго и старательно говорить со своими богами и от твоего имени, чтобы они помогли нам.