Маркус и Диана | Страница: 26

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ты что?

— Да. Решай сам, папа, — смело сказал он.

«Пошлите меня хоть на северный полюс, хоть куда. Мне все равно», — думал он.

— Конечно, это будет дешевле, — сказал Монс. — Может, все-таки это хорошая идея.

— Это потрясающая идея, — сказал Сигмунд. — А можно я тоже поеду с вами?

— Да, если твои родители разрешат, — сказал Монс.

— Разрешат, точно. Я уже предвкушаю.

— Ну тогда решено, — сказал довольный Монс. — Где находится эта гостиница?

— В Хортене, — пробормотал Маркус.

Монс посмотрел на них круглыми глазами. Как рыба, которая оказалась на суше, но сама этого не поняла.

— В Хортене?

— Там даже есть лужайка на крыше, на которой можно разогреться перед игрой в гольф и потренироваться на собственной лунке, — быстро сказал Сигмунд. — Я позвоню домой, спрошу, можно ли мне ехать с вами.

Родители Сигмунда не без оснований немного волновались, что их сын вырастет слишком быстро и пропустит детство. Ему было все-таки всего тринадцать лет, хотя он и говорил по-взрослому. Их как-то успокаивало, что лучшим другом Сигмунда был застенчивый Маркус, который к тому же был на несколько месяцев младше. Поэтому они не отказали Сигмунду в просьбе поехать вместе с Маркусом и его отцом в Хортен. Монс тоже радовался дружбе между мальчиками. Он боялся, что Маркус вырастет одиноким, но было очевидно, что с Сигмундом он расцветает. Конечно, он расцветал немного слишком быстро, ну да бог с ним. Расцвет есть расцвет, считал Монс.

Сигмунд провел у них весь день и с энтузиазмом руководил планированием поездки в Хортен. Он вынул пару рекламных брошюр, которые ненароком оказались у него в кармане. Монс с интересом их прочел и обнаружил ровно те же предложения, которые использовал Сигмунд, нахваливая гостиницу «Гранд-океан». Монс почувствовал облегчение оттого, что мальчик не высосал эти прекрасные формулировки из собственного пальца, а просто выучил их наизусть. Значит, он все-таки не такой ненормальный. Монс заказал один одноместный и один двухместный номер в гостинице и уже предвкушал, как он возьмет клюшку. Он считал гольф весьма безопасным видом спорта. Самое страшное, что может случиться, ему попадет в голову мяч, но даже Монс слабо верил в такую возможность.

Вечером все трое сидели на диване, пили кока-колу, ели чипсы и смотрели очередную серию «Денег и власти».

* * *

Ребекка Джонс стояла на узком карнизе открытого окна небоскреба. «STOP THE MADNESS» [7] было написано на плакате, который она держала над головой. Она выглядела еще грустнее, чем обычно. Люди внизу на улице казались лилипутами. И неудивительно, потому что окно, у которого она стояла, было на шестьдесят восьмом этаже.

— Ей надо было встать пониже, — сказал Монс. — Никто не может прочесть надпись на плакате.

Ни Маркус, ни Сигмунд не отвечали. Они механически с огромной скоростью уплетали чипсы.

— Чтобы прочесть эту надпись снизу, надо смотреть в телескоп, — продолжал Монс.

— Сейчас она упадет,— прошептал Маркус.

— Нет, — сказал Монс, успокаивая. — Так бывает только в жизни, но не в фильмах.

— Поспорим? — спросил Сигмунд, не отрывая глаз от экрана.

— Поспорим? О чем?

— Упадет или не упадет.

— Ладно. На пятьдесят эре? [8]

— Нет. На шикарный обед в ресторане «Фишляндия».

— Что?!

В гостинице «Гранд-океан». Если она упадет, вы нас угощаете, если она не упадет, угощаю я.

Монс посмотрел на экран. Ребекка Джонс все еще стояла на окне. Хорошо бы преподнести Сигмунду маленький урок, как бы в отместку за предыдущее. Он был уверен, что именно Сигмунд втянул Маркуса в этот безумный поход в ресторан, а теперь парень хочет еще раз поразвлечься. Монс улыбнулся сам себе. Может получиться действительно весело. Когда Ребекка вскарабкается обратно, он, извиняясь, взмахнет руками и скажет, что, к сожалению, Сигмунду обед обойдется слишком дорого, но долг платежом красен и слово надо держать. Это его проучит. Конечно, они не станут есть шикарный обед, но он не скажет ничего, пока они не доедут до Хортена. Он скажет несколько назидательных слов о том, как опасно спорить, и пригласит мальчиков на пиццу.

— Ладно, — сказал он. — Надеюсь, у тебя достаточно денег.

Пока он говорил, Диана Мортенсен мешком рухнула с небоскреба.

Хотя Маркус и был готов к тому, что произойдет, он задрожал. Ему пришлось на секунду закрыть глаза. Когда он их открыл, Диана Мортенсен лежала на асфальте лицом вниз. Маркус вдруг чудовищно возненавидел жадного продюсера.

— Нехорошо как, — тихо сказал он.

Монс уставился на Сигмунда круглыми глазами, забыв про отвисшую до дивана челюсть.

— Но… но… откуда вы знали, что…?

— Мы подозревали, — сказал Сигмунд. — Вы проиграли.

— Но… но… я не думал… То есть… мы же не всерьез спорили?

Сигмунд посмотрел на него с осуждением:

— Долг платежом красен, господин Симонсен, и слово надо держать.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Первое августа. Паром был на пути из Мосса [9] в Хортен. Он был набит водителями-дальнобойщиками, туристами и прочей публикой, которая ехала кто в отпуск, а кто из отпуска. Последние пять дней по всей восточной Норвегии шел проливной дождь, и настроение на борту было безрадостным. В кафетерии в отделении для курящих сидел Монс Симонсен, который, сам того не подозревая, был тождествен Маркусу Симонсену-старшему, норвежскому миллионеру и альпинисту. Он пил черный кофе, курил трубку и недоумевал, как же он тут оказался. В отделении для некурящих сидел его сын Маркус, то есть Маркус-младший, вместе со своим другом Сигмундом. Они договорились, что Маркус должен быть только чуть-чуть честным. Он должен играть Маркуса-младшего, но он не должен завивать волосы и делать вид, что отлично знает хорошие манеры девяностых годов. Он должен быть самим собой. Самым обычным сыном миллионера.

Сигмунд считал, что так будет лучше всего. Он, конечно, мог заставить Муну и Эллен Кристину поверить, что он был маленьким джентльменом, но Диана Мортенсен наверняка много общается с подростками, привыкшими к светской жизни, и конечно заметит, что его вежливость не совсем естественна. Слегка невоспитанный, грубоватый сын миллионера сгодится лучше, считал Сигмунд. Маркус сказал, что не считает себя ни невоспитанным, ни грубоватым. Это было чуть ли не хуже, чем быть радостным и приветливым.