И он потянулся к ее горлу.
Анна ударила его ногой.
Но Святополк только покрутил головой и повалил Анну на спину. Безумно-злыми глазами ожег бородатого:
— Ты со светом выйди… Я потом позову тебя… Длинная ночь впереди. Натешимся!..
Дружинник вышел и прикрыл за собой дверь. Он слышал шум возни, доносившийся из хижины, стоны, сдавленные крики этой женщины, звуки ударов, всхлипы…
Где-то далеко ухал филин.
Отбежав от берега озера к лесу, Глеб приостановился. Оглянулся. Он увидел в свете луны, как одна за другой причаливали к берегу лодки, как спрыгивали на мелководье и на песок десятки воинов. В свете, лившемся с небес, — мертвенно-холодном, — тускло и грозно поблескивали доспехи. Дружинники громко переговаривались, обыскивая берег. Слышались отрывистые команды.
Потом на лес посыпались косым дождем стрелы.
Глеб пригнулся. Он подумал, что должен дружинников обмануть. Ему не следовало бежать прямиком в гущу леса — как раз так поступят те, кто кинется за ним в погоню. Самым разумным было бы вернуться сейчас под шумок на сваи. Но Глебу нужна была помощь. Вряд ли смог бы он сам извлечь из раны наконечник…
Глеб подумал, что только Анна сможет сейчас помочь ему. Но до жилища Анны было очень далеко. А Глеб уже чувствовал слабость. Кружилась голова, в глазах роились белые точки. Глеб не был уверен, что до Анны дойдет. Но иного выхода у него не было.
Глеб опять завел руку за спину. Весь бок был липкий от крови. Глеб ощупывал себя. Кровь потеками спускалась по бедру. Кровотечение было очень опасное.
Глеб покачал головой, он не знал, что делать…
На какое-то время он даже потерял сознание. И очнулся только оттого, что кто-то, громко топая и ломая кусты, пробежал совсем рядом.
Глеб вздрогнул. Он обнаружил себя лежащим в молодой поросли папоротника. Рядом лежала верная секира.
Опираясь на тонкое, но прочное древко, Глеб поднялся и, стараясь не производить лишнего шума, пошел вдоль берега озера. Сколько времени он шел так, Глеб не помнил. Он даже не вполне узнавал места, по которым шел. Он их просто не видел. Пребывая в полубреду-полусне, Глеб шел наугад. Иногда он натыкался на стволы деревьев, иногда вламывался то в кусты можжевельника, то в орешник. Временами брел по каким-то тропинкам.
Ему чудилось, что вот-вот он придет к жилищу Анны. И даже сама Анна иной раз виделась ему. Но вела она себя странно: маячила светлым пятном вдалеке и даже не думала помочь.
Глеб звал ее:
— Анна!.. Анна!.. Не убегай!..
А она убегала. Или заманивала. Она как будто играла с ним.
Глеб останавливался. Отдыхал, прислонившись спиной к какому-нибудь дереву. Ему казалось, что если он хоть на миг присядет, то уже не поднимется.
Анна выглядывала из-за деревьев. Лицо ее было бледно…
Глеб вздрагивал: прямо над головой у него ухал филин.
— Анна! — звал Глеб. — Почему так бледно твое лицо?
Ухал филин:
— Это твое лицо бледно!
А Анна молчала. Глеб шел к ней, протягивал руки, намереваясь обнять. И уже как бы обнимал, но вдруг обнаруживал, что обнимает холодную светящуюся гнилушку…
Потом Глебу чудилось, что кто-то идет за ним следом. Это, конечно же, была погоня. Глеб поворачивался лицом к опасности и выжидал некоторое время, сжимая в руках секиру.
Но никто не показывался.
Глеб говорил:
— Эй, выходи на бой! Не прячься в кустах…
И опять он замечал вдалеке Анну. Она была вся в белом.
Он прежде не видел у нее такой одежды.
— Анна!..
Женщина убегала все дальше.
Глеб нащупал мешочек на груди. Достал из него кольцо.
— Не убегай, Анна! Смотри, что я несу тебе! Я давно приготовил это… Остановись, протяни руку… И оно твое…
— Что это? — послышалось издалека.
— Кольцо! — сказал Глеб и поднял его над головой и любовался им в свете звезд и луны. — Очень красивое колечко. С зеленым камешком. Искусный мастер огранил его…
— Поздно! — сказал вдруг кто-то. — Ты положишь кольцо ей на могилу.
Глеб вздрогнул и открыл глаза.
Анна в белых одеяниях стояла перед ним. Образ ее расплывался. Тогда Глеб протер глаза и увидел, что стоит перед ним вовсе не Анна, а тот старик, что похож на призрака, а может, и есть призрак — дух отца. На старике были белые одежды. И волосы его были белым-белы. Старик смотрел на Глеба, и в глазах старика застыла боль.
— А где Анна? — спросил Глеб.
— Нет Анны! — тихо ответил старик. — И не было, и не могло быть. Совсем в другой стороне ее жилище…
— Но я видел ее!
— Ты не мог ее видеть. Ты просто грезил… Ты, может, видел меня — как я подходил к тебе.
— Я как будто схожу с ума… — неуверенно молвил Глеб, он все еще держал перед собой кольцо.
— Что это у тебя? — спросил старик.
— Кольцо. Кольцо для Анны.
Старец печально покачал головой:
— Над иным украшением усердно трудится мастер, а не знает, что детищу его — прямой путь в могилу.
— Что ты такое говоришь? — оторопел Глеб.
— Худые дела свершились этой ночью, — горестно закивал старик. — Не знала красавица шелков и бархатов. Но лучшей судьбы была достойна.
— О ком ты говоришь, старик? — Глеб хотел подойти к старцу, но какая-то незримая неведомая сила остановила его — будто уперлось бревно в грудь.
— Тебе рано знать — не перенесешь утраты. Тебе поздно знать — ничего не поправишь…
— Ты говоришь загадками, старик. Кто ты?..
— Быть может, тот филин, что ухал над тобой, я и есть. Быть может, я — шорох, что слышал ты за спиной…
Старец смотрел на него, не мигая. Старец словно видел Глеба всего — заглядывал в душу к нему и в сердце и в то же время как будто смотрел сквозь него — куда-то вдаль, в черный лес, или в грядущее, или в прошлое…
Глеб всмотрелся в его лицо:
— Ты отец мой? Я, кажется, узнаю тебя…
— Я не отец твой.
— Но как же! Я вижу лицо Аскольда. И тот же рост, и могучие плечи. Ты только старее… — Глеб протянул к старцу руки. — Отец, ты прошел через смерть?..
Старик улыбнулся едва-едва:
— Что ты, что Аскольд — все мне дети!
От дерзкой мысли, пронзившей разум, у Глеба помутилось во взоре:
— Старик! Ты… Волот?..
Старец кивнул:
— Ваш бог. Ваш предок… Мне много лет.