— Вы, наверное, больше никогда к нам не приедете, Кемаль-бей, — сказала старшая сестра.
Склонив голову, я ответил:
— Отчего же, госпожа, я просто не хотел вас беспокоить.
— Разве вы нас побеспокоите? Завтра что? Среда... А потом мы приглашены на свадьбу. Еще через день, в пятницу, мы ждем вас к обеду, хорошо? Только не забудьте. А то на этот раз мы вас не простим.
Но вот возница поднял хлыст, и копыта застучали по грязным камням. У меня потемнело в глазах, но я заметил, как Афифе слегка подалась вперед, чтобы видеть меня, и улыбнулась из-под вуали. Заднее колесо повозки оцарапало носок моего ботинка.
Я стоял и смотрел вслед удаляющемуся экипажу. Если бы взгляд торговца из соседней лавочки не вывел меня из оцепенения, я простоял бы так еще намного дольше.
* * *
Иногда душными летними ночами в комнату влетает разъяренная пчела и с глухим, страшным гудением начинает назойливо биться о лампу. Она двигается так быстро, что лишь тени, вырастающие на стенах и потолке, позволяют следить за ней. И вы удивляетесь, откуда столько сил у этого создания и чего оно так настойчиво и яростно добивается.
В течение двух дней, которые прошли в ожидании встречи с Афифе, я походил на это маленькое чудовище, которое безумствует, испытывая постоянную потребность двигаться. Должно быть, так мой организм отыгрывался за несколько месяцев вялости и сонливости.
Раньше я бежал от людей, но теперь прямо-таки набрасывался на любого, с кем был хоть намного знаком, и выражал свою любовь настолько неистово и несвоевременно, что бедняги впадали в растерянность. Тетушка Варвара сначала обрадовалась, сделав вывод, что я выздоровел и ко мне вернулось хорошее настроение. Но вскоре мое неестественное воодушевление стало страшить ее. Увидев, как я поутру спускаюсь с лестницы, перепрыгивая через ступеньку, старая дева завопила:
— Ты что делаешь? С ума сошел? Опять ногу сломаешь!
В ответ на эти гневные слова я обнял ее и подхватил на руки. А затем с неистовством и скоростью пчелы, о которой сказано выше, закружил ее по двору.
Тетушка сразу же забыла о моей ноге.
— О боже, ты надорвешься! — кричала она. Вскоре ее вопли изменились: — Голова кружится, оставь меня, или я сойду с ума.
Но что странно: мое возбуждение никак не было связано с мыслями об Афифе. Точно так же, как зуб перестает болеть по пути к зубному, приступы внезапно оставили меня. Я даже думал, что, если нам не удастся встретиться по какой-то исключительной причине, я и в этом случае ничего особенного не почувствую.
Но случился еще один порыв любви, который сложно объяснить логически: после обеда я оделся для прогулки и стал ждать, пока прекратится дождь.
Увидев, как Рина в старой черной накидке, наброшенной на голову, словно капюшон, бегом пересекает площадь, я без колебаний распахнул окно и позвал ее.
Не в силах сразу остановиться, она пробежала еще несколько шагов, а затем повернулась в мою сторону. Я звал ее, смеялся и жестами показывал, что собираюсь выпрыгнуть на улицу:
— Рина, иди скорее. Скорее... я хочу тебе кое-что сказать.
Хотя площадь была совершенно пуста, девушка инстинктивно огляделась и после небольшого колебания зашагала к двери.
А я уже поспешно спускался по лестнице. В теле чувствовалась такая легкость! Вполне возможно, что тетушка Варвара, занятая мытьем посуды на кухне, моих шагов не слышала.
Похоже, Рина проделала долгий путь. Хотя она покрыла голову накидкой, ее щеки были совершенно мокрыми. С сомнением глядя мне в глаза и не решаясь зайти внутрь, она спросила:
— Вы что-то хотели, Кемаль-бей?
Я лишь улыбался и молчал. Кивнув в сторону кухни и не считая нужным позаботиться о других мерах предосторожности, я поймал ее за руку и потащил в угол позади входной двери.
Похоже, Рина не поняла, что происходит. В мокрой одежде, с раскрасневшимся от бега лицом, она напоминала выпрыгнувшую из моря рыбку, которая трепещет и бьется, но не издает ни звука.
Я схватил бедняжку за запястья, завел ее руки в стороны, словно собираясь распять на кресте, и, прижимаясь грудью к ее груди, начал целовать ее щеки и глаза.
Поначалу Рина уворачивалась, извивалась в моих руках, слабо пытаясь бороться. Но это продлилось недолго. Вдруг я почувствовал, как она, глубоко вздохнув, прижалась своим острым носом к моему. Маленькая испуганная девочка, которая минуту назад дрожала как сумасшедшая, теперь притягивала меня к себе и впивалась в мои губы, как пиявка, демонстрируя опыт взрослой женщины, которой известны все тайны любви. Тетушке Варваре было достаточно открыть дверь, чтобы разразился большой скандал, если не во всем квартале, то уж в доме точно.
Не знаю, как долго все это продолжалось, но, когда я с трудом оторвал Рину от себя (для этого потребовалось потянуть ее за волосы и подбородок) и взглянул на нее с большего расстояния, моему взору предстало совершенно чужое лицо. Части тела, которыми она прижималась ко мне, расплылись и алели, как мокрые ожоги. Глаза, наполненные слезами, светились совсем другими цветами и, улыбаясь, смотрели на меня.
Я поймал ее за талию и поднял на руки, так же как с утра тетушку Варвару, сам не зная, чего добиваюсь. Может быть, я затевал лишь детскую игру, как и утром, когда кружил госпожу, а может быть, действительно, что-то дурное и серьезное... Но Рина расценила мое движение совершенно однозначно. В страхе, что я захочу отнести ее наверх, она извивалась, хватала руками все, что попадется, пыталась дотянуться до дверной ручки и умоляла:
— Я прошу вас, Кемаль-бей... Если не отпустите, я закричу... — Однако беспомощная девочка произнесла свою угрозу таким шепотом, что даже я с трудом ее услышал, хотя она почти прижималась губами к моему уху: — Прошу вас, Кемаль-бей... Ноги вам целовать буду... только отпустите...
Я смеялся, как жестокий ребенок, который мучает кошку, и целовал все части ее тела, до которых дотягивались мои губы. Я продолжал пугать ее, глазами указывая наверх.
— Прошу вас, Кемаль-бей... Увидят... скажут моей маме... она выпорет меня... Отпустите, я пойду...
Но вот что странно: бедняжка умоляла меня отпустить ее и одновременно легонько кусала меня за ухо, сама препятствуя освобождению.
— Я снова приду, Кемаль-бей... В другое время... когда дома никого нет... когда хотите...
Несчастная Рина!
Ни сейчас, ни когда-нибудь потом!..
Услышав звук шагов на кухне, я тихонько опустил ее и выпроводил на улицу через приоткрытую дверь, точно щенка после долгой трепки.
За исключением некоторых редких молодых людей, которые раньше времени познают женщин, для юноши в этом возрасте взять женщину на руки и целовать ее — самое сильное потрясение в жизни. Необходимо пройти период становления, с его фантазиями, сомнениями, смущением и тоской, и лишь потом, постепенно привыкнув, решиться на подобное. Даже в те дни, когда меня интересовала одна только Рина и я безумно желал ее, строя авантюрные планы, мне и в голову не приходило зайти так далеко.