Выход царя совершался после восхода солнца. К тому моменту все уже было готово: к дворцовой башне подогнана праздничная роскошная колесница, расставлены караулы, путь по верху стены выметен, сбрызнут водой, стена украшена гирляндами, знаменами и синими штандартами с золотыми изображениями мушхушу — дракона Мардука.
Стены Вавилона [88] составляли красу и гордость священного города. Всего вокруг столицы было возведено тройное кольцо, не считая могучей наружной стены, которая включила в свои объятья не только городские кварталы, но и летний дворец Навуходоносора, а также предместье, где жила знать, Бит-шар-Бабили. Царь объезжал город по внутренней, самой мощной стене, называемой «великой» или Имгур-Эллиль. Места здесь, между двух рядов крепостных зубцов, выступавших над оградой, хватало для трех колесниц в ряд — кортеж был так и выстроен: впереди открытый царский экипаж, следом за ним по обе стороны, клином, с прогалом в половину ширину повозки, две сопровождающих его боевых колесницы, на одной из которых восседал раб-мунгу Нериглиссар, на другой первый советник царя, «владыка приказа» Набонид. За ними, в своих экипажах, царевичи, знать и прибывшие на празднование наместники, вперемежку с союзными правителями. Сын Бел-амиту, наследник престола Амель-Мардук боялся высоты и поэтому особенно не любил эту «надуманную», как он однажды выразился, церемонию. Своему вознице в этот день он приказывал запрягать самых покорных мулов, сам проверял шоры у них на глазах. В узком кругу он, случалось, позволял себе высказываться в том смысле, что отец сумел одолеть множество врагов, заслужить уважение не только соседей-царей, но и тех, «кто взирает на нас из небесных сфер», однако ему так и не удалось утихомирить гордыню, погнушаться тщеславием. Все-то его тянет ввысь!.. Может, поэтому ему так трудно поклониться истинному Богу, воспеть его величие. Набонид, доведший эти слова до ушей царя, в ответ ничего, кроме вздоха, не услышал.
Советник и «владыка приказа», уману Набонид, занявший эту должность после смерти Бел-Ибни, подождал распоряжений, поиграл в сочувствующее молчание, затем, склонившись в пояс, медленно вышел из тронного зала. Повелителя следовало понимать таким образом — срок окончательно решить судьбу Амель-Мардука еще не пришел. Что ж, господин, как всегда прав: редко, кто из посвященных, близких к Навуходоносору людей сомневается, что нет бога, кроме Бога. В этом нет большого греха. Однако, рассудил Набонид, стоит ли высказывать подобные мысли вслух, тем более, что мудрецы пока никак не могут договориться, как же все-таки именовать Господина. Мардук? Яхве? Адонаи? А может, Син?..
Ворота Иштар являлись исходным пунктом процессии, отсюда весь кортеж двинулся шагом. Слева расстилалась нарядная, утыканная рощицами финиковых пальм пустошь, кое-где застроенная великолепными домами. Дальше к северу был различим фешенебельный район Бит-шар-Бабили, за вилами ясно возвышался летний дворец царя, возведенный на огромном, сложенном из обожженного кирпича основании. Вся эта, поддернутая розовеющей дымкой территория была обнесена сооруженной лет двадцать назад внешней стеной, прикрывавшей Вавилон с востока, со стороны мидийцев.
Врата Небес представляли из себя чуть искаженный прямоугольник, сложенный из двух неравных квадратов, разделяемых великой рекой. Кварталы слева по течению назывались Старым городом, справа — Новым. Сверху великолепие и обширность Вавилона, блистающего на радость солнца-Шамаша, казались особенно завораживающими. Столица напоминала колоссальных размеров чашу, ограниченную мощными крепостными валами. Исполинский, под стать величию блистательного Мардука сосуд в его руке, до краев наполненный удивительными дворцами, храмами, садами, открытыми водоемами… Навуходоносор, поглядывал на любимый город и не мог сдержать довольную усмешку — не одними зданиями, как бы прекрасны они не были, славен Вавилон. Ему, посвященному во все тайны великого города, было известно, какие сокровища таятся в подвалах беленых домов, отгородившихся от улиц глухими стенами, сколько золота и серебра попрятано в семейных тайниках.
Плоское донышко Небесных Ворот пересекалось проспектами, улицами, каналами, имевшими входы и выходы в широкие рвы, окружавшие город. Рвы были прикрыты наружной стеной, отстоявшей от двух главных на расстоянии шестидесяти локтей. Весь этот промежуток был заполнен войсками. Людей на близлежащих к стена улицах было немного. Навуходоносор, наблюдая за редкими кучками зевак, только усмехался. Земная слава, что может быть мимолетней! Стоит Мардуку отвести взгляд от своего любимца или, что еще хуже, зевнуть, глядя на него — и чернь тут же забросает героя дерьмом и грязью. Печень омыла тоска. Сегодня ночью во сне его вновь посетил жуткого вида истукан. Он блестел чрезвычайно. С трудом различались очертания колосса — голова из чистого золота, руки и грудь из серебра, бедра и чрево медные, голени из железа, ступни глиняные с прожилками железа. От его вида перехватывало дыхание, замирало сердце. Неожиданно от горы отделился исполинский камень, слетел вниз, ударил истукана в грудь. Тот рассыпался в прах…
Царь попытался было добиться разгадки от своих придворных мудрецов-апкалу. Знал, с кем имел дело, поэтому потребовал, чтобы те, если они такие знатоки в угадывании воли богов, сами догадались, что ему привиделось во сне. Никто не дерзнул! Самые хитрые и пронырливые попросили, чтобы царь, если хочет получить разъяснения, сначала рассказал, что ему померещилось во сне. Открыть тайну, скривился Навуходоносор? Не на того напали!.. Так и не нашлось смельчаков, рискнувших заглянуть в его ночные мысли, даже несметная награда и великие почести не прельстили их.
Правитель поднял руку, возница тут же придержал смирных белых коней. Навуходоносор подозвал к себе старенького Ушезуба, служившего теперь чиновником для особых поручений.
— Ты утверждал, что этот отпрыск Иудеи, Балату-шариуцур, [89] мудр и способен отгадывать сны?