Я охотно согласился, и почти в ту же минуту появилась Смарагда, окутанная покрывалом. Радамес проводил нас до закрытого паланкина, наказывая мне проводить обратно его супругу, как только мы узнаем спасительный рецепт. Я молча сел возле молодой женщины, и мы прибыли в дом Кермозы. Мальчик-негр объявил, что господин занимается в своей комнате. Опасаясь подвергнуть Смарагду грубому отказу, я попросил ее подождать в паланкине и один пошел во флигель.
При моем входе Пинехас с изумлением поднял голову, потом иронически улыбнулся:
— Нехо, кажется, ты решился во что бы то ни стало сделать меня твоим спасителем.
— На этот раз я прихожу к тебе не один: меня сопровождает одна из прекраснейших дам Таниса. Ее нежный голос, может статься, больше подействует на твое сердце.
Пинехас сердито поднял голову и отвечал с презрительной холодностью:
— Женщина?.. Я не знаю ни одной, которая могла бы похвастаться, что звук ее голоса заставит меня нарушить клятву. Но где же эта очаровательница? Я вижу только тебя одного.
— Я оставил ее внизу, не зная, захочешь ли ты принять ее.
— И прекрасно сделал, потому что я этого не хочу.
— Я предвидел твой отказ и бегу сказать Смарагде, что…
— Смарагда? — прервал меня Пинехас, внезапно бледнея. — Зачем же ты сразу не назвал мне ее?
И, не дожидаясь ответа, он выбежал вон.
Я последовал за ним и увидел, как он помогает Смарагде выйти из паланкина.
— Для нас великая честь принимать под своей скромной кровлей благородную сестру Мены. Матери моей нет дома, но она должна вернуться с минуты на минуту, — сказал Пинехас.
Проводив нас в залу, Пинехас подал Смарагде кресло и предложил также сесть мне. Смарагда откинула свое покрывало.
Пинехас, порабощенный чарующим взором красавицы, утратил свой обычный суровый вид и в смущении опустил глаза. Молния торжества сверкнула в глазах Смарагды, и глухим голосом она сказала:
— Я пришла сюда умолять мудрого Пинехаса дать мне совет, как спасти стада.
Египтянин побледнел. Он тяжело задышал, а в глазах поочередно вспыхивали то искры любви, то ненависти.
— Нет, — сказал он наконец глухим голосом, — для тебя и твоего мужа я не нарушу своей клятвы. Ты слишком многого хочешь от меня, требуя спасения имущества для счастья Радамеса.
Сперва Смарагда встала, как бы оскорбившись, но, раздумав, подошла к Пинехасу и, положив руку на его плечо, склонилась лицом к молодому человеку.
— Ты ошибаешься, — тихо произнесла она, глядя на него странным взором. — Радамес любит только мои богатства. Я могу унижать его и держать в зависимости только до тех пор, пока буду состоятельна. Неужели ты думаешь, что если б он любил меня, то послал бы к тебе?
Взволнованное лицо Пинехаса вспыхнуло как огонь.
— О, если так, то я сохраню узду, на которой ты его держишь, но… на одном условии, — сказал он дрожащим голосом. — Нехо, передай Радамесу, что супруга его в награду за спасение стад должна позволить мне три раза поцеловать ее.
Смарагда побледнела и отступила назад.
— Этою ценою? Никогда! — воскликнула она, поспешно направляясь к выходу, но я удержал ее на дороге.
— Вспомни Омифера, — шепнул я ей на ухо.
Она остановилась и сказала, скрестив на груди руки:
— Я согласна… Но поклянись мне, что твое средство будет действенно.
— Клянусь тебе в этом, — ответил Пинехас, привлекая Смарагду в свои объятия и запечатлев на ее побелевших губах три условленных поцелуя.
Поочередно бледнея и краснея, она прислонилась к стене, неспособная вымолвить ни слова. Я поспешил сказать вместо нее:
— Ну, теперь давай свое средство.
Пинехас провел рукою по своему пылавшему лицу и, отведя меня к окну, сказал:
— Достань записную книжку. Я продиктую все, что нужно.
Я поспешно вынул таблички, и Пинехас продиктовал рецепт. Смарагда накинула на себя покрывало и увлекла меня из комнаты так быстро, что я едва успел поблагодарить Пинехаса.
Усевшись в носилки, она просила меня проводить ее к Омиферу. Я не смел возражать, так как только для него решилась она на такие тяжелые жертвы.
Прибыв к его жилищу, мы поспешно вышли из паланкина. Смарагда не шла, а летела, едва касаясь земли своими маленькими ножками. Омифер — конечно, уже предупрежденный — встретил нас у входа в одну из зал. Смарагда бросилась в его объятия.
— Я спасла тебя, но какой ценой!.. — воскликнула она вне себя и лишилась сознания от ярости.
Молодой человек отнес ее на диван и спросил меня, что значили эти слова. Я рассказал ему всю историю и сообщил рецепт для скота.
Омифер выслушал меня с негодованием и объявил, что предпочел бы гибель всех своих стад, но тотчас велел позвать управляющего, чтоб передать ему полученные наставления.
Так как Смарагда не приходила в себя, то я попрощался с Омифером.
— Мне нужно спешить домой, — сказал я, — нам тоже грозит разорение. Пожалуйста, потрудись сам проводить жену Радамеса и передать ему полученный рецепт.
Радостный, вернулся я домой, все тут же принялись за дело.
С быстротою молнии добрая весть распространилась по городу. Все ухватились за этот якорь спасения, и вскоре на улицах только и видны были люди с лекарственными припасами. Действие лекарств было поразительно даже на скот, уже заболевший. С той минуты, как мы приняли эти меры, и до вечера ни одно животное не захворало и не издохло.
Поздно ночью приехал Хам и с торжеством привез тот же самый рецепт. На следующий день все лица значительно просветлели. Живая деятельность царствовала в городе; и один из наших невольников, возвратившись с пастбищ, привез также самые утешительные известия. Зараза была, очевидно, побеждена, так как случаи заболевания стали редки и больной скот быстро выздоравливал.
После полудня я поехал во дворец поговорить с одним товарищем. Отыскивая его в зале телохранителей, я увидел Радамеса и подошел с ним поздороваться. Но возничий фараона презрительно смерил меня взглядом и хриплым от бешенства голосом сказал:
— Я считал тебя честным человеком, Нехо. Поручил тебе мою жену, благодаря мне вы не остались нищими… А ты что же делаешь? Рецепт спасения мне пришлось узнавать на улице у прохожих, а жену мою ты оставил неизвестно где, и она вернулась домой лишь сегодня утром.
Говоря это, он сжимал кулаки. Смущенный и пристыженный, я опустил голову.
— Но она непременно хотела отправиться к Омиферу, и там ей сделалось дурно, — ответил я, — мне нельзя было терять времени, а Омифер обещал сам проводить ее.
— И ты оставил доверенную тебе женщину у того, кто в нее влюблен и кого она сама любит! — вскричал Радамес. — О, вы все мне заплатите за эту выходку. — И он большими шагами вышел из зала.