Чингис дождался Субудая и Хачиуна, подоспевших со своими всадниками. Бросив короткий взгляд в сторону своих телохранителей, хан провел рукой поперек горла, и огонек в их глазах тут же померк, телохранителей стащили с коней. Для этих воинов война закончилась навсегда, как только они расстались с оружием.

– Мне следовало этого ожидать, – сказал Чингис, пеняя сам на себя.

Возможно, городская жизнь притупила в нем бдительность. У человека, который сокрушает империи, враги найдутся всегда. Ему никогда не следовало расслабляться в городе, даже в таком, как Самарканд. Чингис бубнил под нос слова брани, осознав, что на протяжении всех этих месяцев его враги точно знали, где он находится. У жизни кочевников было одно преимущество: враги всегда должны потрудиться, чтобы отыскать тебя.

Хачиун спешился, чтобы осмотреть убитых. Воины из охраны хана зарубили почти сорок человек, но некоторые из них еще были живы и истекали кровью. Хачиун не горел желанием искать виновных и невиновных или кого-то жалеть. На его брата напали, и он уже готов был отдать приказ прикончить тех, кто еще подавал признаки жизни, но колебался, держа поднятой руку.

Двое молодых людей, сраженных во время первой атаки, лежали рядом друг с другом. Оба были одеты в платья, какие носят бедуины, чтобы защититься от песчаных бурь в пустыне. Из-под платья выглядывала голая грудь, и Хачиун заметил, что у обоих под горлом имеются одинаковые надписи. Тогда он разорвал одежду на их телах и велел своему воину проделать то же самое с одеждой на остальных трупах. Хачиун нашел еще шестерых мужчин с тем же особым знаком. Все они были мертвы.

Хачиун подозвал молодого бедуина, что стоял рядом с Субудаем.

– Эй, что это означает?

Крепко сжав губы, Юсуф аль-Хани покачал головой.

– Я никогда не видел такого, – ответил он.

Чингис строго посмотрел на бедуина. Тот явно что-то скрывал.

– Написано на твоем языке, – сказал хан. – Читай.

Юсуф наклонился ближе, делая вид, что читает надпись на трупе. Бедуину не удалось скрыть своего волнения, и Хачиун заметил дрожь в его руках.

– Повелитель, это слово означает «просветленность». Это все, что я знаю.

Чингис кивнул, как будто принимая ответ. Поскольку Юсуф не стал осматривать надписи на других трупах, хан спустился с коня и открыл рот, надсадно крякнув, как только вес его тела надавил на больную ногу.

– Взять его, – скомандовал хан.

Юсуф не успел шевельнуться, а меч Субудая уже прижался острым лезвием к его глотке.

– Ты знал, что остальные надписи будут такими же, мальчик, – сказал Чингис. – Говори, кто может носить такой знак на груди. Говори – и останешься жить.

Даже под угрозой для жизни Юсуф стрелял глазами по опустевшему рынку, пытаясь найти кого-то, кто мог бы увидеть его. Бедуин никого не нашел, но был уверен, что там кто-то есть. Юсуф боялся, что его слова дойдут до тех, кто приказал совершить убийство.

– Вы покинете этот город, повелитель? – спросил Юсуф немного сдавленным голосом. Меч Субудая мешал ему говорить.

Чингис вскинул брови, поражаясь смелости бедуина. Или его безрассудству. А может быть, его страху, хотя кого еще можно было бояться сильнее приставленного к горлу клинка, Чингис не знал.

– Да, мальчик. Сегодня я уезжаю. Теперь говори.

Юсуф сухо сглотнул.

– Ассасины носят такой знак, то есть это слово, повелитель. Я правда больше ничего не знаю.

Чингис медленно кивнул.

– Тогда их легко будет найти. Убери меч, Субудай. Этот мальчик нам еще понадобится.

– До сих пор он был мне очень полезен, великий хан, – ответил Субудай. – Если позволишь, я пошлю гонца к Арслану с этим известием. Он проверит всех своих слуг, а может быть, и весь город.

Высказав мысль, Субудай развернулся к Юсуфу и, не давая тому опомниться, содрал с него одежду. Кожа оказалась чистой. Поглядывая исподлобья на полководца, Юсуф надел платье и привел себя в порядок.

– Толковая мысль, – ответил Чингис.

Он посмотрел по сторонам, взглянув напоследок на лежащие вокруг мертвые тела, уже начавшие привлекать мух. Самарканд больше не интересовал его.

– Вешай этих олухов из моей охраны, Субудай, и догоняй меня. Сегодня они оплошали.

Невзирая на боль в бедре, Чингис вскочил в седло и помчался к своему войску.

Глава 28

Покачивание ханской юрты, установленной на движущейся повозке, рождало у Юсуфа аль-Ха-ни странное ощущение. Юному бедуину довелось увидеть множество необычных вещей с тех пор, как он предложил свои услуги монголам. В течение дня, пока монгольские отряды и семьи воинов медленно продвигались вперед, Юсуф находился в мучительном ожидании нового вызова к хану. Бедуин с интересом наблюдал за тем, как проверяли всех мусульман, отыскивая у них тайный знак. И Юсуф с удивлением отметил для себя, как много смуглолицых людей шло теперь вместе с монголами. За годы, проведенные в Хорезме, они набрали почти тысячу хорезмийцев, как молодых, так и стариков. Большинство из них служили в качестве переводчиков, хотя кое-кто помогал лечить раненых и больных, а некоторые присоединились к китайским мастерам и ремесленникам, состоящим на службе у хана. Чингиса как будто не волновало, что мусульмане время от времени бросали работу и расстилали молитвенные коврики, но объяснялось ли такое отношение хана его уважением исламских традиций или его безразличием, Юсуф точно не знал. Правда, сам он склонялся к последнему объяснению, судя по большому числу иноверцев в монгольской орде: буддистов, христиан-несторианцев, как и самих мусульман.

Прежде чем начался разговор с ханом, Юсуфу пришлось ждать, пока тот закончит с едой. Чингис даже позволил мясникам мусульманам резать коз и овец так, как им нравилось, и монголам было как будто все равно, как ели и жили их мусульманские подданные, пока последние повиновались. Юсуф не понимал человека, который сидел напротив него и бессмысленно ковырялся в зубах острой щепкой. Когда хан вызвал бедуина к себе, Субудай взял его за руку и велел делать все, что скажут.

Предостережение полководца едва ли требовалось Юсуфу. Чингис уничтожал его народ десятками тысяч. Хотя и шах делал то же самое во время войн и гонений. Юсуф принимал вещи такими, какие они есть. Пока он был жив, ему не было никакой разницы, одержит ли хан победу или достанется падальщикам.

Чингис отставил блюдо в сторону, но длинный нож остался лежать у него на коленях. Грозное предостережение произвело должный эффект на наблюдавшего за трапезой юношу.

– На рынке мне показалось, что ты напуган, – начал Чингис. – Неужели эти ассасины имеют такое влияние?

Юсуф вобрал побольше воздуха в грудь. Бедуину не хотелось даже говорить о них. Не будь он под защитой туменов, то уже давно был бы мертв.