Хан умен, однако он сможет прикрываться пленниками, только пока те живы, а он, генерал Чжи Чжун, по-прежнему уверен в себе. Монголам придется биться за каждый шаг. Маневрировать им негде, нужно заманить их подальше и уничтожить.
Командующий ждал, размышляя, стоит ли подойти ближе к месту сражения. Ему был виден дым над захваченной крепостью. Чжи Чжун вновь выругался. Позорная потеря. Впрочем, император не станет огорчаться. Только бы перебить всех кочевников до единого.
Чжи Чжун надеялся, что многих удастся уничтожить прежде, чем его люди разомкнут строй и кочевники вклинятся в цзиньское войско. Монголы будут рваться вперед, но на них нападут с обеих сторон, острие клина завязнет в рядах опытных воинов. Хорошая тактика. Еще можно полностью блокировать ущелье. Командующий подготовился к обоим вариантам развития событий и теперь решал, который предпочесть. Он попытался сдержать бешено бьющееся сердце, сохранить перед своими людьми уверенный вид. Твердой рукой генерал взял кувшин, налил в чашу воды и сделал глоток, не отводя глаз от выхода из ущелья.
Краем глаза он внезапно заметил движение в долине, покрытой снегом. Оглянулся и застыл от неожиданности. Из леска на склоне выходили люди, строились в шеренги.
Разгневанный генерал отшвырнул чашу. Через весь лагерь с донесениями спешили посыльные. Эти горы неприступны, покорить их невозможно, подумал Чжи Чжун. Ошеломленный, он не растерялся, а четко отдавал приказы, едва выслушав гонцов.
— Конные полки с первого по двадцатый! — проревел он. — Отправляйтесь на левый фланг и уничтожьте врага!
Всадники поспешили выполнять приказ. Половина кавалерии откололась от основных сил. Генерал смотрел, как монголы разбились на отряды и приближаются к нему, шагают по глубокому снегу, и с трудом сдерживал страх. Монголы перешли через горы пешком и наверняка устали. Его люди сметут их.
Казалось, двадцати тысячам императорских конников потребовалась целая вечность, чтобы разбиться на отряды на левом фланге. Монголы за это время успели занять позиции и остановились. Чжи Чжун стиснул кулаки, наблюдая, как по шеренгам разнеслись приказы и всадники рысью поскакали на врагов. Монголов было не больше десяти тысяч. Пешим воинам не устоять против правильно организованной атаки, подумал генерал. Всадники их уничтожат.
Всадники пришпорили лошадей, выхватили мечи, готовясь на всем скаку срубать головы. Генерал заставил себя оглянуться на ущелье. В горле у него пересохло. Дикари погнали перед собой пленников, захватили одну из цзиньских крепостей и зашли в тыл его войску, перебравшись через горы. Если это все, что у монголов есть в запасе, он еще может их победить. На миг его уверенность пошатнулась, генерал хотел было отдать приказ блокировать ущелье, однако передумал. Еще рано. Уважение к монгольскому хану возросло, но Чжи Чжун без страха следил за своими всадниками, с громоподобным топотом скачущими по долине.
Цзиньские конники перешли на галоп, когда их с монголами разделяло не больше девятисот шагов. Еще рано, подумал Хачиун. Он спокойно стоял со своими девятью тысячами воинов, смотрел вперед. Долина не слишком широкая, сразу окружить их не смогут. Люди волновались, и Хачиун чувствовал их тревогу. Раньше никому из монголов не случалось отражать атаку, стоя на земле. Теперь они понимали, каково, должно быть, приходится их врагам. Солнце золотило доспехи цзиньских всадников, готовых смять монгольские ряды, играло на высоко поднятых мечах.
— Помните! — прокричал Хачиун. — Эти люди не встречались с нами в бою и не знают, на что мы способны! Одной стрелой сшибаете всадника, другой — добиваете. Выберите себе цели и по моему сигналу выпускайте первые двадцать стрел.
Хачиун натянул тетиву, ощутил силу правой руки. Долгие годы он тренировал руку, и мускулы окрепли, стали как железо. Левая рука Хачиуна была гораздо слабее — раздетый, он из-за непомерно развитых мышц правого плеча выглядел кривобоким.
Всадники приближались, земля дрожала от ударов копыт. Когда они подъехали на шестьсот шагов, Хачиун окинул взором ряды своих лучников, отважился посмотреть на людей сзади. Все натянули луки, готовясь послать смерть на врага.
Громкие крики цзиньцев наполняли долину, разносились над молчаливыми монголами. Закованные в доспехи всадники держали щиты, прятались от стрел. Хачиун подмечал каждую мелочь, следя за пугающе быстрым продвижением. Цзиньцы приблизились на четыреста шагов, а Хачиун все не отдавал команды стрелять. Триста шагов. Боковым зрением он увидел устремленные на него взгляды. Монголы ждали, когда их темник выпустит первую стрелу.
Двести шагов. Конники мчатся стеной. Хачиун почувствовал укол страха и прорычал:
— Убейте их!
Девять тысяч стрел со свистом рассекли воздух. Атака цзиньцев захлебнулась, словно перед всадниками разверзся глубокий ров. Люди вываливались из седел, лошади падали. Воины из задних рядов на всем скаку врезались в общую свалку. К этому времени Хачиун успел натянуть тетиву во второй раз. Еще один залп стрел встретил нападающих.
Цзиньские всадники уже поняли, что происходит, однако остановить коней не сумели. Первые ряды как подкошенные валились на землю, скакавшие следом попадали под шквал стрел, выпускаемых с такой скоростью, что они сливались в одну темную тучу. Доспехи и щиты спасали от ранений, а вот перепуганных лошадей люди сдержать не могли — и падали под ударами стрел.
Хачиун громко отсчитывал выпущенные стрелы, целясь в незащищенные лица цзиньских воинов. Если лица не было видно, он стрелял в грудь, надеясь, что тяжелый наконечник пробьет кольчугу. Доставая пятнадцатую стрелу, Хачиун почувствовал, как горят натруженные плечи. Всадникам не удалось приблизиться, словно на всем скаку они врезались в стену. Хачиун полез в колчан за очередной стрелой и обнаружил, что первые двадцать он уже использовал.
— Тридцать шагов вместе со мной! — прокричал Хачиун и бросился вперед.
Его люди последовали за ним, на бегу доставая новые связки стрел. Тысячи цзиньцев, которые никак не могли пробраться через трупы, смотрели на лавину монголов. Перепуганные лошади спотыкались об умирающих людей и животных, падали, сбрасывали седоков. Командиры громко приказывали упавшим вновь взобраться в седло, те что-то кричали в ответ, а противник подходил все ближе и ближе.
Хачиун поднял правый кулак, и монголы остановились. Один из сотников с размаху ударил молодого воина. От увесистой затрещины юноша покачнулся.
— Еще раз увижу, что ты попал в лошадь, — убью собственными руками! — пригрозил командир.
Хачиун усмехнулся.
— Следующие двадцать стрел! Цельтесь в людей! — крикнул он. Приказ пронесся по шеренге.
Цзиньцы немного отошли от неожиданной атаки, офицеры с плюмажами на шлемах подгоняли всадников. Хачиун прицелился в одного из них — тот гарцевал, размахивая мечом.
Стрела Хачиуна воткнулась цзиньцу в горло, за ней полетели еще девять тысяч. На коротком расстоянии монголам было легче целиться, и шквал стрел произвел опустошение в рядах конников. Их разрозненное наступление захлебнулось, началась паника. Несколько человек выбрались из кровавой бойни невредимыми, хотя их кольчуги щетинились стрелами. Как ни тяжело было Хачиуну отдавать подобный приказ, он воскликнул: