Из-за частых нервных срывов у Роксаны пропал сон и аппетит. Она похудела, стала раздражительной, легко давала волю слезам. Ей казалось, что ее счастье по вине бессердечного Митридата рушится у нее на глазах!
Услужливый Зариатр донес Роксане, что у Митридата в Амасии есть красивая наложница-персианка Фейдима. И что у нее подрастает сын, рожденный от Митридата, что мальчика зовут Артаксеркс. Еще Зариатр сообщил, что Фейдима царского рода и Митридат дорожит ею, поэтому держит подальше от дворцовых интриг и ревнивицы-жены.
«Митридат дал сыну Фейдимы тронное имя царей-ахеменидов, что бы это значило? — встревожилась Роксана. — Уж не собирается ли он сделать царем Понта Артаксеркса в обход других своих сыновей?»
Горя нетерпением докопаться до истины, а заодно выплеснуть на неверного супруга свою застоявшуюся обиду, Роксана не стала дожидаться утра и направилась к Митридату прямо из своей спальни, где она терзалась в одиночестве, не в силах заснуть после сказанного ей гаушакой.
Дворцовые залы и коридоры были погружены в темноту — был поздний час, — лишь кое-где горели светильники на подставках, озаряя желтым светом либо мраморную фигуру статуи, либо часть настенной фрески. Всюду царили тишина и покой.
Замирая от страха и спотыкаясь о каменные ступеньки лестниц, Роксана пробиралась из гинекея в мегарон, держа в одной руке медную лампу, а другой придерживая на груди шерстяной плащ. Еле прибранные волосы царицы свешивались ей на спину. Один непослушный локон лез в глаза, и Роксана то и дело отбрасывала его резким движением головы.
В мегароне всюду стояла молчаливая стража, и света там было больше.
Воины в панцирях и шлемах изумленными взглядами провожали царицу, у которой был вид служанки, крадущейся на свидание.
У дверей в спальню Митридата Роксана остановилась. Тут почему-то никто не стоял на страже, хотя раньше такого не бывало.
«Может, Митридат ночует сегодня не здесь?» — огорченно подумала Роксана, понимая, что зря проделала столь неблизкий путь по темному дворцу. Она с детства боялась темноты.
Неожиданно взгляд ее упал на короткое копье, прислоненное к стене у самой двери. Такие копья были только у дворцовой стражи.
В голове у Роксаны вихрем пронеслись самые страшные мысли: вдруг этот стражник напал на спящего Митридата, а потом потихоньку скрылся? Может, это заговор? Что если убийца еще находится в спальне и в этот миг вытирает о простыню свой окровавленный кинжал?..
Сердцу Роксаны стало тесно в груди, у нее перехватило дыхание. Жалость к Митридату пересилила в ней все остальное. Даже в самом сильном озлоблении Роксана желала Митридату чего угодно — только не смерти!
Готовая зарыдать от горя и позвать на помощь, Роксана вбежала в просторную комнату, интерьер которой был ей хорошо знаком. В спальне царил полумрак, в большой жаровне тлели угли.
Роксана подбежала к ложу на высоких ножках, увидев на нем два обнаженных тела: мужчину и женщину.
Открывшаяся перед ней картина наполнила ее отчаянием и злобой, мигом убив печаль и страх. Как смеет Митридат предаваться разврату с бывшей блудницей, когда его супруга томится без него уже столько ночей подряд! Да еще позволять себе такое! Митридат лежал на спине, соединив свои уста с гениталиями лежащей на нем Гипсикратии, его руки ласкали ей ягодицы, в то время как молодая женщина совершала ритмичные движения головой, держа во рту его мужское естество.
Роксана остолбенела от увиденного.
Любовники не сразу заметили ее, так поглотило их обладание друг другом.
Первой Роксану увидела Гипсикратия, когда подняла голову, чтобы перевести дух. С ее пунцовых влажных губ стекали на подбородок мутные сгустки мужского семени. Разрумянившееся лицо гречанки было очаровательно, несмотря на неправильные черты и выражение смятения в глазах. В следующее мгновение она рассмеялась коротким, бесстыдным смехом, при звуках которого Роксане захотелось влепить ей пощечину.
Чувствуя излучающуюся ненависть от стоящей рядом царицы, Гипсикратия с гибким проворством высвободилась из объятий Митридата и уселась на ложе, обняв согнутые в коленях ноги.
— Митридат, мы не одни, — предупреждающе промолвила она. Царь приподнялся и увидел Роксану, бледную, надменную, со светильником в руке. Он страшно смутился, пристыженный ее презрительным взглядом.
Возникла гнетущая пауза.
И тут на помощь Митридату пришла Гипсикратия.
— Я зашла, потому что сильно захотела пить, — объявила она с детским простодушием, — только и всего. Сама не пойму, как я очутилась в постели!
— Теперь, полагаю, ты напилась вдоволь, — холодно произнесла Роксана.
— О да! — усмехнулась гречанка, вытирая губы ладонью. Чтобы не встречаться взглядом с Роксаной, она опустила тяжелые веки с длинными ресницами.
Роксана наслаждалась смущением Митридата и той неловкостью, какая охватила бывшую диктериаду. Но ей этого было мало, ибо она чувствовала сейчас свое превосходство над ними, униженными и пристыженными. Ей хотелось чего-то большего, чего-то такого, что морально раздавило бы и уничтожило их обоих. Просто уйти Роксана не могла, поскольку это выглядело бы как потворство супругу с ее стороны, считала она. А ей хотелось проучить Митридата, причем в присутствии его очередной любовницы.
Роксане хотелось уличать и обвинять именно теперь, когда она стоит одетая перед голым Митридатом, которому нечего возразить, ибо объект его постыдного вожделения находится тут же.
И Роксана заговорила нарочно по-персидски, чтобы гречанка не понимала, что она говорит и потому не перебивала бы ее. К тому же фразеологические обороты персидского языка, более архаичного и целомудренного, чем язык эллинов, как нельзя лучше подходили для того, чтобы задеть Митридата за живое.
Роксана насмехалась над Митридатом, делая акцент на учении магов, блюстителей чистоты и непорочности царской власти. В предписаниях магов имелись указания на то, что допустимо царю в постели с супругой, а что — в постели с наложницей. Особо отмечались блудницы, которых персидскому царю непременно следовало сторониться, дабы не осквернить такой связью свое тело и доброе имя.
Начитанная Роксана знала, чем поддеть Митридата и кроме этого.
Она напомнила ему про Александра Великого, ставившего военные подвиги выше сладострастных утех, про Ганнибала, никогда не позволявшего себе увлекаться женщинами, про Пирра, который восторгался не женскими прелестями, но оружием и идущими на битву воинами.
«Ты грезишь славой этих великих мужей, а сам купаешься в разврате, в то время как римляне без войны отнимают у тебя страны и города! — упрекала Митридата Роксана. — Ты поручил своим друзьям перевооружать войско, строить корабли, набирать новобранцев, сам же остаешься в стороне от этого, ведь у тебя много других забот сладострастного характера, не так ли? До римлян ли тебе, Митридат, если ум твой занят совсем другим!»