— Замолчи, Роксана! — краснея, воскликнул Митридат. — Умоляю, замолчи!
Но Роксана не унималась:
— Меня всегда поражало, почему в таком сильном теле, казалось бы, созданном для ратных трудов, живет слабовольная душа сладострастника, постоянно рвущегося к совокуплению с разными женщинами, как иные цари рвутся в битву.
— Уходи, Роксана! — Митридат угрожающе поднялся с ложа и шагнул к сестре. — Уходи прочь!
Однако Роксана не испугалась.
— Убей же меня своей рукой, — выкрикнула она прямо в лицо Митридату, — убей, как ты убил Ариарата. Это возвысит тебя в глазах твоей потаскухи! Взгляни, как она смотрит на тебя и на твой прекрасный, воистину неотразимый сатировский жезл, которым ты покорил столько женщин…
С этими словами Роксана смело коснулась бессильно обвисшей мужской плоти брата.
Больше она не успела ничего сказать, лишь увидела перед собой искаженное от ярости лицо Митридата и его занесенный кулак. Сильный удар поверг ее на пол и погрузил в черное немое забвение.
Очнулась Роксана у себя в спальне на постели. Рядом с ней сидела плачущая Ниса в тонкой ночной рубашке с распущенными волосами.
Увидев, что Роксана открыла глаза, Ниса перестала плакать и подсела поближе к сестре.
— Как я испугалась, Роксана, — взволнованно прошептала Ниса, — когда воины принесли тебя в гинекей, бесчувственную, на руках. С ними был Митридат, злой как демон! И с ним эта женщина, что состоит в дворцовой страже, она все время старалась его успокоить.
Роксана в молчании взирала на сестру. Потом ощупала свое лицо и обнаружила на скуле большой синяк.
— Больно? — участливо спросила Ниса и осторожно дотронулась кончиками пальцев до синяка, но тут же отдернула руку, едва Роксана поморщилась от боли. Ниса печально вздохнула и сообщила: — Митридат отсылает нас завтра в Амис. Тебе разрешено взять с собой Евпатру, а мне моего Ксифара взять не разрешили.
И чувствительная Ниса снова заплакала.
«Уж лучше уехать в Амис, чем делить мужа с бывшей блудницей!» — подумала Роксана, закрывая глаза.
Она была даже благодарна Митридату за побои, это поможет ей разлюбить его.
Пристыженный Роксаной Митридат всю зиму занимался подготовкой войска к войне с Римом. Он раздражался из-за того, что все его начинания продвигаются слишком медленно; новобранцы из азиатских племен никак не могут выучиться слаженному взаимодействию, построившись в фалангу; не хватает вооружения и панцирей греческого образца. Закупать оружие в большом количестве в соседних государствах Митридату отсоветовал Тирибаз, дабы не привлекать к Понту внимание Рима. Изготовлением оружия были заняты оружейники в Синопе и других эллинских городах побережья. Но судя по объему заказов и темпам их выполнения, должно было пройти не менее трех лет, чтобы этим оружием вооружить войско более ста тысяч человек. С меньшей армией, по мнению Тирибаза, воевать с Римом было бессмысленно.
Корабельные верфи в Синопе, Амисе и Трапезуйте не справлялись с объемом возложенных на них работ. К тому же местные корабелы не имели опыта в постройке больших пятипалубных судов, и Митридату пришлось посылать доверенных людей за такими мастерами в Сирию, Египет и на Кипр.
В довершение всего приходилось еще заниматься каждодневными заботами обширного царского хозяйства, поскольку увеличивающуюся армию надо было чем-то кормить. Поэтому в местах расквартировки войск строились дополнительные хранилища для зерна, оливкого масла и прочих припасов.
Страна жила ожиданием большой войны. Никто толком не знал, с кем намерен воевать понтийский царь — с Римом или Парфией. Или с Римом и Парфией одновременно. Народ в городах и селениях Понтийского царства одинаково побаивался и грозных римлян, и воинственных парфян.
Рим с бесцеремонностью мирового владыки перекраивает владения азиатских правителей, навязывает договоры, требует заложников. Римское войско, стоящее в Пергаме, всегда готово вторгнуться на территорию наиболее несговорчивого царя. Парфяне, отразив вторжение саков, за последние годы завоевали огромные пространства на юго-востоке: Дрангиану, Маргиану, Ариану. Подчинили греческие города Месопотамии, отняв их у Селевкидов. Царь Великой Армении, потерпев поражение от парфян, был вынужден отдать в заложники парфянскому царю своего сына.
Тирибаз и Сузамитра подбадривали Митридата, говоря, что теперь, когда римское посольство вернулось в Рим, у них будет достаточно времени для подготовки к войне. До Понта доходили слухи о раздорах в Риме между оптиматами и популярами; в эту борьбу был втянут и Гай Марий. Приближенные Митридата и он сам тешили себя надеждами, что Рим ослабеет в междоусобной вражде своих сограждан, тогда у римлян не хватит сил, чтобы держать в повиновении Азию.
События в Каппадокии нарушили замыслы Митридата.
Едва прошла зима, каппадокийцы подняли восстание. Они перебили понтийский гарнизон в Мазаке и пленили Махара, объявив Митридату, что если он не выведет из Каппадокии свои войска, вместо живого сына ему пришлют его голову. Дабы поддержать мятежных каппадокийцев, римский наместник в Пергаме Луций Сцевола отправил в Мазаку римский отряд под началом своего легата.
Митридат, трепеща за сына, рожденного ему самой любимой женщиной, вывел из Каппадокии своих воинов.
Махар вернулся в Синопу.
Отец и сын встретились в присутствии Тирибаза и Моаферна, которые ездили за Махаром в Мазаку и оберегали его на пути домой.
Митридат со слезами на глазах прижал Махара к себе и долго не выпускал из объятий. Они не виделись без малого восемь лет. Теперь Махару было почти восемнадцать.
— Как ты вырос и возмужал, сын мой, — со счастливой улыбкой произнес Митридат и обернулся к Тирибазу и Моаферну: — Помните, каким он уехал в Мазаку и каким вернулся!
— А как Махар похож на тебя, царь! — восхитился Моаферн.
— Ты был точно таким же в семнадцать лет, Митридат, — согласился с Моаферном Тирибаз. — Природа повторяет тебя в твоих детях.
Меж бровей Митридата вдруг пролегла печальная складка, в глазах появилась грусть. Он вспомнил себя семнадцатилетним, когда его, плененного, привезли в этот дворец, где после долгой разлуки состоялась его встреча с матерью, такая волнительная и незабываемая. Собственно, с той встречи и началось его трудное восхождение на трон. Сначала Митридат, подобно Эдипу, попрал материнское ложе, потом совратил старших сестер, Статиру и Антиоху, затем были скитания и битвы со сторонниками его младшего брата… Как давно это было. И как нелегко достался Митридату царский трон. Уже давно ушли в страну мертвых старшие сестры Митридата, его брат-тезка, любимая мать…
Митридат пожелал, чтобы Махар сходил вместе с ним в усыпальницу двух цариц Лаодик, матери и дочери. Ему вдруг захотелось показать той, что одновременно была ему и женой, и матерью, их возмужавшего сына, как будто забальзамированное тело могло видеть и слышать.