Статира стала умолять Митридата взять ее с собой, доказывая, что она выучилась отлично скакать верхом. Митридат уступил, желая покрасоваться перед сестрой своей удалью в предстоящих схватках с пафлагонцами.
Митридат вел конницу без промедлений. Переправившись через широкую реку Галис, царь оказался на земле пафлагонцев, подчиненных еще его дедом царем Фарнаком. Эти пафлагонцы назывались «мирными», они исправно платили налоги понтийским царям и поставляли всадников в их войско.
За отрогами западного Париадра лежала собственно Пафлагония. Страна пастухов и звероловов, разрезанная невысокими горами на множество долин. До недавних времен населением каждой долины правил свой царек, но еще при деде Митридата пафлагонцы пытались создать сильное государство под властью единого царя, видя, что вифинцы и понтийцы с двух сторон стремятся поработить их страну.
При отце Митридата Пафлагонией правили уже только три царя, которые непрерывно воевали друг с другом, обращаясь за помощью к тем же вифинцам и понтийцам.
Одного из правителей Пафлагонии убили сами пафлагонцы. Другого отравили вифинцы. Последний уцелевший царь пафлагонцев сумел отбиться от вифинцев и долго воевал с отцом Митридата, покуда римляне не прекратили эту войну, принудив понтиицев уйти из Пафлагонии. Сыном того отважного царя и был Манес.
Митридат хотел побольше узнать о Манесе, расспрашивая о нем своих приближенных, но никто толком ничего не знал о нем. Все говорили примерно одно и то же: «Манес-разбойник и коварный человек, слову его верить нельзя. Войско у него небольшое, но храброе, поскольку постоянно воюет с соседями».
Не доходя двух переходов до Синопы, Митридат наткнулся на конный отряд из войска Манеса, грабивший какое-то селение. Всадники Митридата напали на грабителей и обратили их в бегство.
Преследуя разбегающихся пафлагонцев, понтийцы обнаружили еще один их отряд за невысоким перевалом.
Пафлагонцы грузили награбленное добро на повозки и вьючных животных, опустошив еще два селения. Воины Митридата свалились на них как снег на голову. Произошла короткая беспорядочная битва, в которой понтийцы опять взяли верх.
Митридат, сражавшийся рядом с Тирибазом, сумел заколоть мечом напавшего на него врага. Убитый оказался военачальником.
Взятые в плен пафлагонцы сказали, что этому военачальнику Манес велел без остановок двигаться к Синопе, но он нарушил приказ, увлекшись в пути грабежами. Сам Манес разбил лагерь в трех переходах отсюда, туда свозят все награбленное за эти дни. Часть угнанного скота пастухи Манеса уже погнали в Пафлагонию.
Митридат устремился к стану Манеса. Дорогу показывал один из пленников.
Манес не ждал нападения, полагая, что юный понтийский царь вряд ли успеет так быстро добраться от Амасии к приморской равнине. Он вообще был невысокого мнения о Митридате как о правителе и полководце. По слухам, доходившим до него, Понтом правила царица Лаодика с кучкой евнухов. И Манес доверял этим слухам.
В одном из набегов в понтийские пределы Манесу досталась изумительная по красоте камея из оникса с изображением царицы Лаодики. Грубого по натуре царя поразила красота вдовствующей царицы. Он никогда не расставался с камеей, часто любуясь ею то у себя во дворце, то в своем разбойном стане при свете костра. Лицо этой женщины возникало перед ним и во сне, и в сладких грезах в минуты покоя.
Не в силах справиться с сердечными муками, Манес вознамерился жениться на Лаодике. Поскольку царица с презрением отвергла его домогательства — последнее посольство Манеса не было даже допущено во дворец, — то пафлагонский царь решил действовать иначе, досаждая понтийцам набегами. В своих дерзновенных помыслах Манес доходил до того, что хотел внезапным налетом захватить Синопу и увезти Лаодику в Пафлагонию. Применять насилие над женщинами было для Манеса в порядке вещей, поэтому он не видел ничего зазорного в том, если царственная вдова станет его супругой помимо своей воли. Или наложницей, каких у сластолюбивого Манеса было множество.
Манес поручил своему лучшему военачальнику неожиданно появиться с отрядом конников под стенами Синопы, сжечь несколько домов в предместье и так же неожиданно исчезнуть. Пусть царица Лаодика и ее женоподобные советники видят, что для конницы Манеса не существует преград! Заодно Манес велел разведать подходы к Синопе, осмотреть городские укрепления, нет ли где лазейки. Он понимал, что взять штурмом большой, хорошо укрепленный город ему вряд ли удастся, и рассчитывал на внезапный наскок ночью либо на рассвете. Манес ждал своего военачальника вот уже третий день.
Вместо него на лагерь пафлагонцев лавиной обрушились понтийцы. Среди шатров и возов с награбленной добычей завязалось яростное сражение. Пафлагонцев было больше, чем воинов Митридата, но, смятые и разобщенные в самом начале битвы, они сражались вяло, больше помышляя о бегстве.
Первым подал пример к спасению жизни царь Манес.
Вскочив на коня, он ускакал в горы, бросив в своем шатре все золотые безделушки, которые сам с такой любовью отбирал в куче захваченного добра. Там же остались шлем и щит царя.
От полного разгрома войско Манеса спасли сумерки, окутавшие долину, едва желтый диск солнца скрылся за ближайшей горой. Понтийцы не преследовали разбитого врага при надвигающейся ночи, опасаясь засад, на которые пафлагонцы были великие мастера. В захваченном станехорели костры.
Воины Митридата готовили себе пищу, перевязывали раны, чистили оружие. Утром могло начаться новое сражение. Вместе с воинами у костров сидели бывшие пленники, освобожденные удачным нападением понтийцев. В основном это были женщины и дети, но были среди них и мужчины.
Митридат смотрел, как складывают в кучу тела убитых врагов, потом подошел к груде из панцирей, щитов и шлемов, снятых с поверженных воинов Манеса. Рядом возвышалась груда из оружия, оставленного пафлагонцами на поле битвы. Вот они, его первые трофеи! Митридата сопровождал Тирибаз.
— Сколько пало пафлагонцев? — обратился к нему Митридат.
— Около пятисот, — ответил Тирибаз.
— Какие потери у нас?
— Девять убитых и чуть больше сорока раненых. Митридат удовлетворенно кивнул головой и, сняв шлем, утер вспотевший лоб.
— Еще семьсот пафлагонцев захвачено в плен, — сказал Тирибаз. — Что будем с ними делать, царь? В походе да еще по горам это большая обуза.
— Пусть убираются на все четыре стороны.
— Ты их отпускаешь? — удивился Тирибаз.
— Да. Пусть возвращаются к Манесу, чтобы он не вздумал набирать новых воинов для войны со мной. Тех, что я отпускаю, думаю, будет нетрудно еще не раз обратить в бегство. — Митридат усмехнулся. — Или я не прав?
— Прав, пожалуй, — ответил Тирибаз. — Пойду распоряжусь, чтобы отпустили пленных. К утру многие из них разыщут Манеса. Он не мог уйти далеко.
— Как думаешь, Манес будет сражаться со мной или побежит в свои горы? — окликнул удаляющегося Тирибаза Митридат.