Лицо Гуддорфа побагровело — казалось, еще немного — и Пэт с треском вылетит вон, — но вдруг хозяин кабинета натужно вздохнул, облизал губы и замер, уткнувшись взглядом в поверхность стола.
— Вот оно что… — промолвил он через минуту. — Но это дело тебя совершенно не касается.
— Оно касается любого порядочного человека.
— И с каких это пор ты стал порядочным человеком?
— Всю жизнь им был, — заявил Пэт. — А если даже и нет, то, по крайней мере, я никогда не совершал ничего подобного.
— Кто бы мог подумать! — сказал Гарри презрительно. — Пэт Хобби обзавелся нимбом над макушкой! В любом случае, где улики? Не думаю, что у тебя имеется какое-то письменное свидетельство. Все это давно поросло быльем.
— Но не для порядочных людей, которые такое не забывают, — сказал Пэт. — Что же до письменного свидетельства — оно у меня есть.
— Очень сомневаюсь. А если и так, это будет нетрудно опровергнуть в суде. Думаю, ты просто блефуешь.
— Я видел эту улику, — отчеканил Пэт, чья уверенность возрастала с каждой секундой. — И ее достаточно, чтобы отправить тебя на виселицу.
— Клянусь Богом, если ты придашь это дело огласке, я выживу тебя из города!
— Ты — выживешь меня?!
— Я не хочу огласки.
— Тогда советую прямо сейчас пойти со мной. И на студии больше ни с кем не разговаривай.
— Куда ты хочешь пойти?
— Я знаю один бар, где мы сможем побеседовать без лишних ушей.
Бар «Мунчери» был пуст, не считая бармена и Хелен Кэгл, которая сидела за столиком как на иголках. Едва Гуддорф увидел Хелен, лицо его исказилось в мучительной гримасе.
— Это черт знает что, а не Рождество! — сказал он. — Я уже час как должен быть дома с семьей. Выкладывай, что у тебя есть, Пэт. Ты вроде говорил о чем-то написанном моей рукой.
Пэт вынул из кармана листок, развернул его и вслух прочел дату, а потом вскинул глаза на Гуддорфа:
— Это всего лишь копия, так что нет смысла выхватывать ее из моих рук.
Он хорошо знал, как проворачиваются такие дела. Одно время — когда спрос на вестерны резко упал и в моду вошли криминальные боевики — ему довелось поработать над сценами шантажа и вымогательства.
— Адресовано Уильяму Бронсону. «Дорогой Билл, мы убили Тейлора. Следовало надавить на него гораздо раньше. Почему бы теперь не заткнуться? Твой Гарри».
Пэт чуть помедлил, прежде чем еще раз уточнить:
— Письмо датировано третьим февраля двадцать первого года.
Возникла пауза. Затем Гуддорф повернулся к Хелен Кэгл:
— Это ты писала? Я диктовал тебе этот текст?
— Нет, — призналась она испуганно. Вы написали это сами, а я потом вскрыла письмо.
— Понятно. И что вы от меня хотите?
— Много чего, — сказал Пэт и сам умилился чудесному звучанию этих слов.
— Может, уточнишь?
И Пэт стал уточнять, пространно описывая все, чего хотел бы достичь в свои сорок девять лет. Блестяща я вырисовывалась карьера. И она обрастала все новыми яркими и сочными подробностями, по мере того как рассказчик поглощал одну за другой три большие порции виски. Особенно часто повторялась одна деталь: Пэт хотел, чтобы его уже завтра назначили продюсером.
— Почему обязательно завтра? — спросил Гуддорф. — Зачем такая спешка?
И тут в глазах Пэта показались слезы — самые что ни на есть искренние и неподдельные.
— Это ведь Рождество, — промолвил он. — Пусть это будет моим рождественским подарком. Я и так потерял впустую кучу времени. Слишком уж долго я этого ждал.
Гуддорф рывком поднялся из-за стола.
— Ни за что! — отрезал он. — Я ни за что не сделаю тебя продюсером. Это будет слишком жестоко по отношению к нашей компании. Лучше уж я предстану перед судом.
У Пэта от изумления отвисла челюсть.
— Что? Ты отказываешься?
— Категорически. Я скорее соглашусь сунуть голову в петлю.
Гуддорф развернулся и с каменным лицом зашагал к выходу.
— Что ж, поглядим! — крикнул Пэт ему вслед. — Это был твой последний шанс.
А в следующий миг, к его великому изумлению, с места вскочила Хелен Кэгл и, бросившись вслед за Гуддорфом, обхватила его руками прямо на ходу.
— Не беспокойся, Гарри! — вскричала она. — Я разорву эту бумажку! Это была всего лишь шутка, Гарри…
На этом месте она запнулась, вдруг обнаружив, что Гуддорф сотрясается от беззвучного хохота.
— Что тут смешного? — спросила она, вновь начиная злиться. — Или ты не веришь, что у меня есть эта бумага?
— О, я верю тебе вполне, — простонал сквозь смех Гуддорф. — Не сомневаюсь, что она у тебя есть, только это совсем не то, что вы думаете.
Он снова подошел к столу, сел и обратился к Пэту:
— Знаешь, что я сперва подумал про названную тобой дату? Я подумал, что это, должно быть, тот день, когда начался наш с Хелен роман. И еще я подумал, что она совсем спятила и собирается раздуть из этого скандал. А ведь столько воды утекло: она потом дважды выходила замуж и я два раза женился.
— Но это ничуть не объясняет содержание письма, — напомнил Пэт упрямо, хотя у него уже начало возникать нехорошее предчувствие. — В нем ты признаешься, что убил Тейлора.
Гуддорф кивнул.
— И я до сих пор считаю, что многие из нас приложили к этому руку, — сказал он. — Мы тогда попросту ошалели от бешеных денег — Тейлор, Бронсон, я и большинство других парней, раскрутившихся в этом бизнесе. И вот однажды мы в своем кругу решили, что пора бы попритихнуть и сбавить обороты, а то вся страна только и ждала, чтобы кто-нибудь из нас погорел по-крупному. Мы пытались убедить Тейлора действовать в том же ключе, но все было напрасно. И вот вместо того, чтобы дружно на него надавить, мы пустили дело на самотек. Кончилось все тем, что какая-то тварь его застрелила, но кто это сделал, я не имею понятия. — Он поднялся. — Точно так же кто-нибудь должен был надавить и на тебя, Пэт. Но ты был забавным парнем в те годы — и потом, у нас просто на все не хватало времени.
Пэт неожиданно шмыгнул носом.
— Меня-то как раз давили, — сказал он. — И еще топтали.
— Только сделать это следовало гораздо раньше — сказал Гуддорф. — Но я не оставлю тебя без рождественского подарка — хоть и не такого, какой ты ожидал. Вот этот подарок: мое обещание никому не рассказывать о сегодняшнем вечере.
Засим Гуддорф удалился, а Пэт и Хелен какое-то время просидели в молчании. Потом Пэт снова развернул листок.
— «Почему бы теперь не заткнуться?» — прочел он вслух. — А вот эту фразу он никак не объяснил.