Бэзил испытующе посмотрел на мальчика, словно тот, в силу близости к Эвелин, имел власть распоряжаться ее перемещениями.

— А сейчас куда направляешься? — спросил он.

— К Тедди Барнфильду, играть.

— Что? — воскликнул Бэзил. — Разве ты не знаешь…

Он осекся. Его осенила дерзкая, преступная мысль; в памяти всплыли мамины слова: «Болезнь несмертельная, но ужасно заразная». Если Сэм Биби подхватит корь, то Эвелин не сможет уехать…

Решение было скоропалительным и хладнокровным.

— Тедди у себя на заднем дворе играет, — подсказал он. — Если хочешь попасть прямо к нему, не проходя через весь дом, сверни вот здесь, а дальше пройдешь переулком, понял?

— Понял. Спасибо, — купился Сэм.

Мальчонка свернул за угол и оказался в переулке; Бэзил с минуту смотрел ему вслед, четко сознавая, что совершил самую большую подлость в своей жизни.

III

Неделю спустя миссис Ли позвала Бэзила ужинать раньше обычного, приготовив его любимые блюда: бефстроганов с жареным картофелем, ломтики персиков со сливками, шоколадный торт.

Каждые пять минут Бэзил начинал волноваться:

— Ой! Который час? — и выбегал в прихожую посмотреть на часы. — А эти часы правильно показывают? — с неожиданным подозрением допытывался он. Никогда прежде его не занимал этот вопрос.

— Абсолютно правильно. Если будешь давиться едой, получишь несварение желудка и скомкаешь свою роль.

— Как тебе программка? — в третий раз спрашивал он. — «Рипли Бакнер-младший представляет: комедия Бэзила Дюка Ли „Пойманная тень“».

— По-моему, очень мило.

— На самом деле ничего он не представляет.

— Тем не менее звучит очень достойно.

— Интересно, который час? — забеспокоился он.

— Только что было десять минут седьмого — ты сам сказал.

— Наверное, пора собираться.

— Доедай персики, Бэзил. Нельзя же играть на пустой желудок.

— Мне играть не придется, — терпеливо произнес он. — У меня крошечная роль, ее могло бы вообще…

Объяснить было сложно.

— Пожалуйста, мама, Не улыбайся мне, когда я выйду на сцену, — попросил он. — Веди себя так, будто я чужой человек.

— Но поздороваться-то можно будет?

— Что?

Шутка до него не дошла. Он попрощался. Изо всех сил стараясь переварить не ужин, а собственное сердце, которое почему-то провалилось в желудок, Бэзил направился в сторону школы Мартиндейл.

Когда в потемках замаячили ее желтые окна, волнение сделалось нестерпимым; школа ничем не напоминала то здание, куда он как ни в чем не бывало входил на протяжении трех недель. В гулком коридоре каждый шаг отдавался многозначительным, зловещим эхом; наверху был только сторож, которой расставлял рядами стулья, а Бэзил тем временем мерил шагами пустую сцену, пока не появился кое-кто еще.

Это был Майалл де Бек, рослый, сметливый, не слишком приятный юноша, которого они выдернули с Лоуэр-Крэст-авеню для исполнения главной роли. Не проявляя ни малейшей нервозности, Майалл даже попытался втянуть Бэзила в какой-то легкомысленный треп. Хотел узнать мнение Бэзила: не сильно ли будет возражать Эвелин Биби, если он как-нибудь ее проведает, когда они отыграют спектакль. Бэзил предположил, что не сильно. Потом Майалл похвастался, что у него есть приятель, которому отец, владелец пивоваренного завода, купил двенадцатицилиндровый автомобиль.

Бэзил сказал:

— Ого!

Без четверти семь появились стайки участников: Рипли Бакнер привел шестерых ребят, которые по его просьбе взяли на себя обязанности билетеров и распорядителей; прибыла мисс Халлибертон, стараясь излучать спокойствие и уверенность; с обреченным видом зашла Эвелин Биби, чей взгляд, адресованный Бэзилу, словно говорил: «Похоже, я все-таки доведу дело до конца».

Мальчиков гримировал Майалл де Бек, а девочек — мисс Халлибертон. Бэзил вскоре убедился, что мисс Халлибертон ни бельмеса не смыслит в этом деле, но, учитывая ее волнение, проявил дипломатичность и ничего не сказал, а только препроводил каждую из девочек к Майаллу де Беку, чтобы тот исправил огрехи мисс Халлибертон.

У Билла Кампфа, подглядевшего в просвет между крыльями занавеса, вырвался непонятный возглас, и Бэзил тут же оказался рядом. В зрительный зал провели высокого лысого человека в очках, который занял место в самой середине и стал изучать программку. Этот господин являл собой публику. Его цепкий взгляд, таинственный и непредсказуемый, мог вынести вердикт как о провале, так и об успехе пьесы. Ознакомившись с программкой, он снял очки и огляделся. Вошли две старушки с малолетними внуками, а сразу за ними — еще с десяток зрителей.

— Эй, Рипли, — шепотом позвал Бэзил, — распорядись, чтобы детей сажали в первые ряды.

Натягивая полицейскую форму, Рипли поднял голову, и длинные черные усы, приклеенные к его верхней губе, возмущенно дрогнули.

— Давным-давно распорядился.

Зал быстро заполнялся и уже гудел от голосов. Малышня в первом ряду прыгала на стульях, а взрослые перекликались и переговаривались, за исключением пары десятков бессловесных кухарок и горничных, чопорно рассевшихся в разных рядах.

Полная готовность наступила неожиданно. В это с трудом верилось. «Стойте! Стойте! — едва не вскричал Бэзил. — Не может быть. Наверняка что-то не так… всегда бывают какие-то ляпы», но приглушенный свет вкупе с мелодией «Жди меня в тени», исполняемой скрипкой и роялем из оркестра Гейера, заставил его прикусить язык. Мисс Сондерс, Лейлия ван Бейкер и Эстелла Кэрредж, подружка Лейлии, уже расселись по местам на сцене, а мисс Халлибертон со своим суфлерским блокнотом стояла за кулисами. Мелодия внезапно доиграла, и болтовня в первых рядах прекратилась.

«Господи! — пронеслось в голове у Бэзила. — Господи!»

Подняли занавес. Откуда-то поплыл чистый голос. Неужели это заговорила незнакомая троица на сцене?

— Я это сделаю, мисс Сондерс. Поверьте, я это сделаю!

— Но, мисс Лейлия, мне представляется, что в наше время читать газеты — неподобающее занятие для приличных девушек.

— Ну и что! Я хочу все знать об этом удивительном благородном грабителе по прозвищу Тень.

Спектакль и вправду шел своим чередом. Бэзил даже не успел сообразить, что сейчас в зале раздастся смех, — это Эвелин передразнивала мисс Сондерс у нее за спиной.

— Бэзил, ваш выход, — шепнула мисс Халлибертон. Бэзил и Билл Кампф, мошенники, схватили под руки Виктора ван Бейкера, беспутного хозяйского сына, и приготовились втащить его в дверь.

Как ни странно, выход на сцену под десятками ободряющих взглядов получился совершенно естественным. Мимо Бэзила проплыло мамино лицо, а потом и другие лица, которые он узнал и запомнил.