– Да ради Бога…
Переворотчики хреновы. Вам жену на кровати валять – и то не доверишь.
Офицер отошел от окна, забарабанил по клавишам. Заработал принтер в углу.
Обращение к русскому народу? Идиоты. К народам России! Особенно к угнетенным! Обиженным! Оскорбленным! Растоптанным имперским сапогом!
Хотя вы и есть сапоги. Имперские…
– М… я бы изменил некоторые формулировки.
Латыпов махнул рукой.
– Стоянов, займись…
– Например, название сразу дискредитирует ваше дело. К народам России, равноправным! К русскому народу – вы как Черная сотня, право. Дальше. Много ли народа – заинтересуют династические склоки? Обвинения в некомпетентности. А вот требования Ответственного правительства – у всех на устах.
Подчиненный – поймал взгляд начальствующий. Тот устало кивнул.
Слабаки…
– Надо еще обращение иностранным правительствам. Лига Наций. К Государственной Думе… мы пошлем ответное.
– Надо обменяться офицерами связи, – предложил офицер у компьютера.
– Отличная идея, надо держать связь.
– Главное для вас – вести себя как власть, – наставлял профессор, – вы должны действовать и даже выглядеть уверенно.
Зазвонил телефон. Потом еще один. Профессор настороженно прервался.
Латыпов ответил.
– Что-то не так?
– Нет, продолжайте…
– Надо определить, что мы выступаем за мирное разрешение этой ситуации. Никакой крови. Никаких пострадавших. Только политические требования, оправданные моментом и поддержанные большей частью населения.
Профессор говорил и думал: какие все-таки идиоты. Они командуют боевыми частями… а сами полные идиоты. Правильно говорили – надо гражданского военного министра. Только он способен разобраться с бардаком.
– А экономическая программа у вас есть?
В коридоре застучали шаги.
Профессор вопреки своей воле посмотрел на окно, на приоткрытую фрамугу…
Открылась дверь. На пороге стоял полковник Преображенского полка, граф Шубов, в группе заговорщиков известный как Котов.
– Господа! – сказал он, тщательно контролируя голос, – корабли с Кронштадта прошли Скоростной диаметр и идут к устью Невы…
Господи…
– Нельзя… допустить кровопролития. Нельзя.
Латыпов махнул рукой.
– Стоянов… Поезжай с ним. Делегатом связи.
– Есть.
– Посмотри, что на набережных, заодно. Отзвони.
– Есть…
Они посмотрели друг на друга, как заговорщики – и поняли друг друга без слов. Им обоим надо было выбраться из этого здания. И они могли друг другу в этом помочь…
Двумя часами ранее
Санкт-Петербург, Северная столица Империи, гением Петра Великого был построен на болотах. Да… тогда были люди, не то, что сейчас – готовые сказать «здесь будет город», стоя на самом что ни на есть болоте, в захолустье Империи. Изначально Санкт-Петербург строился по оба берега рек Невки и Невы, соединяющей мелководный Финский залив – с россыпями островов, главным среди которых был форт Кронштадт, – и Ладожское озеро, крупнейшее в Европе, настолько огромное, что его вполне можно было считать морем. Последнее имело стратегическое значение, в том числе потому, что в нем мог при необходимости укрыться флот и уничтожить его, равно как верфи, его производящие, – не было бы никакой возможности, для этого пришлось бы проводить комбинированную, сухопутно-морскую операцию, которых во времена оные еще не знали. Сама Нева всегда использовалась для судоходства, и вот почему в Петербурге все мосты были разводные. На ночь они разводились, чтобы корабли могли проследовать фарватером Невы. Сам по себе развод мостов постепенно превратился в одну из традиций, на него ночью приходят посмотреть туристы, сфотографироваться. До семидесятых, пока в зыбкой и нестабильной почве Петербурга русские инженеры не построили первый автомобильный тоннель, разведенные мосты предоставляли прекрасное оправдание для женатых ловеласов: где ты был всю ночь?! – ну, извини, дорогая, засиделись с друзьями в кабаке, развод мостов прозевали…
Мосты разводились лишь ночью – но сегодня эта традиция была нарушена.
Несколько человек, вооруженных автоматами, показались около здания Адмиралтейства примерно в десять часов утра сего дня, второго дня переворота. Автоматы, конечно, они держали в больших сумках, одеты были в цивильное и до поры особой агрессивности не проявляли. Центр Петербурга полностью находился под контролем мятежников – однако полностью блокировать его не получалось, да и приказа такого никто и никому не отдавал. Фокус был в том, что надо было провернуть все тихо. Очень тихо. Заговорщики понимали: до самого последнего момента, до самой последней возможности надо делать вид, что ничего не происходит. Иначе – соберется Дума и устроит шум… а Дума только и умеет, что шуметь и поднимать панику. Любая петербургская собака знала, что Дума – не более чем клапан для выпускания пара и прекрасная трибуна для произнесения громогласных речей. Что самое удивительное – и сами думцы, несмотря на свое, как они говорили, «незавидное» положение были с этим согласны – отсутствие прав уравнивается отсутствием и обязанностей. Зато Дума участвовала в формировании общественного мнения и без какой-либо ответственности за это. Однако отвечать за противозаконные действия, за переворот, тем более возглавить его – охотников там найдется немного…
Нет, Дума соберется на экстренное заседание только тогда, когда будет акт об отречении. Или что-то другое… у заговорщиков даже не было единого плана, группа представителей направилась к юридически еще малолетнему Павлу просить принять престол – но под условием и, по сути, незаконным путем, на что Павел мог и не согласиться. Если не согласится… бродили разные мысли, согласия не было. Вырывать отречение и у Павла – притом что Император, короновавшись, мог их и не помиловать, несмотря на то, что они преподнесли ему корону: надо понимать, бунтовщики, изменники и заговорщики не нужны никому, и неважно, на чьей стороне они выступают. Если вырвут – что дальше? Дальше – по списку наследования? Не факт, что вообще любой другой Император их помилует. Военная диктатура – с этим было связано немало проблем, нельзя в великой стране просто так взять и установить военную диктатуру, как в какой-нибудь захудалой банановой республике: люди не поймут, у людей здесь чувство собственного достоинства есть. Да и военному диктатору тоже мятежники не нужны. Провозглашать республику? Большей частью заговорщики были из высших слоев общества, при слове «республика» их начинало мутить. Да и все помнили – чай, школьный курс истории прослушали, – какой кровавой катастрофой закончилось свержение монархии и провозглашение республики во Франции. Два века – и страны, претендующей на мировое господство, просто не стало! А заговорщики не были самоубийцами, они хотели власти и славы, а не разрушения страны.