— Вот тебе ключи от моей комнаты в Доме пенсионеров, — продолжал Розенталь. — Пожалуйста, если со мной что-нибудь случится, верни эти ключи Нехемии, хорошо? Свои денежные дела с бухгалтерией дома я уже упорядочил, и это не должно тебя беспокоить. Обо всех других вопросах, которые могут возникнуть… ну, если со мной что-нибудь случится… позаботятся мои товарищи по патрулю, они в этом разбираются, у них есть опыт. Так что эта сторона дела тоже обеспечена. Но у меня есть еще одна просьба, которую только ты сможешь выполнить. Помнишь серый чемодан в моей комнате? Забери его, пожалуйста. Там нет никаких дорогих вещей, одни только личные памятки, но я не хочу, чтобы они попали в чужие руки. Можешь взять себе все, что тебе там понравится, а от остального избавься по своему усмотрению, хорошо?
Я не ответил. Точнее, я не сразу ответил, потому что, когда он сказал «серый чемодан», в моей голове будто что-то сверкнуло, и я вмиг понял, что за важная мысль мучила меня вчера вечером и все сегодняшнее утро. Странно, что она пришла мне в голову именно в такой момент. Я даже слегка обалдел. Я стоял молча, и в голове у меня стучало: «Тумбочка у кровати — и рисунок рта, серый чемодан — и рисунок глаз…» У меня, наверно, был очень странный вид, потому что Розенталь как-то недоуменно посмотрел на меня и переспросил:
— Тебе что-то непонятно, друг Давид?
Я встрепенулся.
— Нет-нет, — сказал я поспешно. — Конечно, я все сделаю. А можно я отдам эти вещи из чемодана моей знакомой? Это Вера, вы ее должны помнить, я как-то знакомил вас с ней…
Розенталь, конечно, помнил Веру. Я когда-то действительно привел его в ее магазин, чтобы он познакомился с нею и посмотрел те замечательные старинные вещи, которые я у нее видел. Розенталь тогда как только вошел в магазин, так с ходу заявил, что не терпит старья и вообще не любит подержанные вещи, от которых нет никакой пользы, кроме разве что подержанных воспоминаний. Но сама Вера ему понравилась, и они с ней долго сидели за столом, пили чай и болтали. Она, понятно, рассказала ему о своем путешествии к мужу в Египет, и он смеялся, как маленький ребенок. Потом они перешли к положению в мире и к планам на будущее, а я подумал, что, если бы у Веры не было мужа, между нею и Розенталем могло бы, того и гляди, что-нибудь произойти, как это обычно происходит в кинофильмах.
— Ну конечно! — обрадованно воскликнул он. — Конечно, отдай Вере. Это самый подходящий вариант. Если ей удастся что-нибудь продать из моих вещей, это будет замечательно. Мое прошлое внесет какой-то вклад в настоящее, и мысль об этом уже сейчас согревает мне душу…
С этими словами он вдруг поднялся, быстро пожал мне руку и сказал:
— Не иди за мной больше. Дальше я пойду один…
Повернулся и ушел. Именно так: повернулся и ушел. А я остался сидеть на камне, промокший до нитки и ненавидя весь мир. Его фигура постепенно удалялась. Он подымался по тропе, и я видел, что его спортивные туфли насквозь пропитаны грязью. А потом он свернул и исчез за поворотом улицы. Я еще какое-то время посидел на месте, а потом тоже поднялся и побежал в сторону Бейт а-Керема. Дождь не прекращался ни на мгновенье.
Был уже час дня, когда я вошел, точнее — вбежал в Дом пенсионеров. Старики, как обычно в это время, сидели в холле. Некоторые задумчиво смотрели куда-то вдаль, другие беседовали друг с другом. Все было очень спокойно. Я бегом поднялся на второй этаж и вошел в комнату Розенталя. Нет, здесь все было в порядке. Только как-то странно было находиться в ней без него. Комната даже выглядела совсем иначе, хотя каждый предмет находился на своем обычном месте. Я посмотрел вокруг и ощутил тоску. Сколько часов я провел в этой комнате! Скольких людей встретил здесь! Всех розенталевских друзей и тех его знакомых, которых он, по его словам, «коллекционировал», как филателист коллекционирует марки. Сейчас все это кончилось.
Внизу, возле стола, стоял чемодан. Тот чемодан, который Розенталь привез с собой из Германии и в котором хранились все его воспоминания. Серый, небольшой и все так же перевязанный двумя матерчатыми поясками. Как и был перевязан вчера, когда я отсюда уходил
Я смотрел на него и мысленно возвращался к той догадке, которая сверкнула у меня во время недавнего прощания с Розенталем, когда он попросил меня забрать его чемодан. Видимо, я еще утром, а может, даже накануне, во время бессонной ночи, уже обдумывал подсознательно эту мысль, но никак не мог додумать до конца, до ясности. А сейчас додумал, хотя все еще не понял, куда она ведет. Теперь мне было совершенно ясно, что в этой загадочной истории с воровством есть кто-то еще! Ведь Шварц не врал, что у него украли рисунок. И Розенталь, разумеется, этот рисунок не крал. Значит, его украл кто-то третий. В таком случае нужно признать, что этот третий заранее знал, что у Шварца есть ценный рисунок знаменитой Эдит Штраус. Знать это мог только человек, который многое знал об Эдит. А тогда он вполне мог знать и о существовании второго, столь же ценного рисунка — того, который Эдит подарила Розенталю. А значит, вполне может попытаться украсть и этот рисунок!
И тут я застыл. Я вдруг понял, куда ведет моя ниточка. Она вела к тому, что свою попытку неизвестный вор может, скорее всего, совершить, когда Розенталь надолго уйдет из дома. Вот как сегодня. Сегодня?! Но в таком случае что мешает ему заявиться сюда прямо сейчас?! С минуты на минуту?! Этот неожиданный и страшный вывод настолько ошеломил меня, что я буквально застыл от ужаса.
Но не надолго. Потому что в эту минуту я действительно услышал чьи-то тихие, торопливые шаги, которые приближались по коридору. Сердце мое заколотилось. Я стоял, со страхом глядя на дверь. Мне показалось, что кто-то неуверенной рукой пробует, не заперта ли она. Нет, мне не почудилось. Кто-то и в самом деле осторожно повернул дверную ручку, и я увидел, что дверь в комнату Розенталя медленно открывается.
Я бы предпочел сейчас рассказать вам о чем-нибудь более приятном. Например, о письмах, которые Элиша посылает мне из Хайфы. Или о пьесе, которую мы с ним сочинили в прошлом году и в которой каждое слово было написано наоборот, от конца к началу, и действие тоже происходило в обратном порядке. Или, например, о… да не важно о чем, я готов рассказать вам о чем угодно, лишь бы не о том, какой ужасный страх охватил меня, когда я вдруг услышал тихие, крадущиеся шаги в коридоре, а потом кто-то осторожно повернул дверную ручку и приоткрыл комнатную дверь. Я даже подумать ничего не успел — меня тут же буквально «подняло», я просто не могу найти другого слова, меня именно подняло и пронесло: над стулом, стоявшим справа от меня, потом над корзиной с бумагами, потом над серым чемоданом, и так я продолжал лететь, стремительно и бесшумно, как летучая мышь по ночам, пока не оказался, совершенно того не выбирая, в самом лучшем месте, где мог бы укрыться, даже если б выбирал его долго и сознательно. Меня «внесло» в большой платяной шкаф, да так удачно, что я даже успел слегка прикрыть дверь за своей спиной. А в следующую минуту я услышал, как дверь комнаты мягко закрывается.