Мэри чувствовала себя победительницей. Когда все было кончено, она написала мужу:
С Акрополя вывезено все, и мы можем смело встретить наших врагов! Я организовала перевозку мраморов, и так удачно, что она не стоила нам ни одного пенни, уж не говоря о тех огромных затратах, которых мы так боялись!
Как обычно, женское красноречие одержало победу. Это моя заслуга, Элджин, и я так горжусь собой. Теперь ты меня любишь еще больше, не правда ли?!
И не удержалась от искушения добавить:
Нынче я вполне уверилась в том, что всегда подозревала: насколько большего могут добиться женщины в сравнении с мужчинами, если проявят настойчивость. Готова спорить на что угодно, что если бы этим занимался ты, то не смог бы добиться и половины сделанного мною.
Ее родители находились сейчас в Париже, и она организовала для них встречу с Себастиани. Как бы Мэри хотела увидеть свою мать сидящей за чаем с таким любезным кавалером французом. Мэри жаждала узнать, что родители разделяют с ней надежды на назначение Элджина послом в Париже. Из Англии было получено известие, что его не отзывают из Константинополя, а предоставляют решить самому, оставаться там или покинуть Турцию. Чрезвычайно почетное предложение для молодого дипломата.
Когда Мэри оглядывалась на прожитые годы, ее охватывала радость. Ей еще нет и двадцати пяти. Она счастлива в браке, растит двух превосходных здоровеньких малышей и ожидает появления третьего. Она молода, полна сил и жаждет дальнейшего — больше жизни, больше опыта, приключений, счастья. Вакцина от оспы, начинание, столь дорогое ее сердцу, прибыла в Константинополь и, по последним сообщениям, начинает получать распространение. Элджин блестяще справился с обязанностями посла и к своим тридцати четырем годам [56] , без сомнения, стоит в самом начале долгой и успешной карьеры. Она стремилась завершить их афинское предприятие и начать новую эпоху жизни, которая, она не сомневалась, будет замечательной.
Зной становился совершенно непереносимым. Не только ночные часы не приносили облегчения, но даже день, проведенный на море, когда супруги Элджин направлялись на борту «Нарцисса» к Марафону, оказался кошмарным. Мэри чувствовала, что все руины надоели ей до смерти, но посетить место исторической битвы, победа в которой вдохновила создателей памятников на Акрополе, она мечтала с нетерпением. Надеялась, что, несмотря на долгую вереницу протекших с тех пор веков, эта долина хранит много интересного.
И она не была разочарована. Еще с моря Мэри увидела курган, под которым, очевидно, покоились погибшие в сражении. В облике этого холма скорби, заросшего ныне травой и сорняками, было что-то такое, что вызывало у Мэри дрожь. Когда все участники поездки стали сходить на берег, капитан, с которым леди Элджин только что вела беседу о битве, происшедшей когда-то здесь, приказал нескольким членам команды соорудить для Мэри тент, подставками для которого могли служить разбросанные по равнине столбики. Она почувствовала себя настоящей греческой дамой, когда уселась в сооруженный паланкин и они направились к курганам.
Уильям Гамильтон, только что прибывший из Александрии на борту «Ментора», должен был встретиться здесь с Элджином. Корабль, доставивший его, сейчас стоял в гавани Пирея, где на его борт было погружено так много ценностей, как только было возможно. Но когда Элджин узнал, что капитан судна не позволил загромождать проходы самыми крупными из контейнеров, он вышел из себя от гнева.
— Но мы уже добились так многого, — поспешила успокоить его Мэри, поглаживая руку мужа; последние дни он выглядел таким довольным, и ей вовсе не хотелось, чтобы эта новость опять навела на Элджина уныние. — И непременно что-нибудь придумаем. Капитан погрузил на борт все, кроме четырех больших контейнеров. Конечно, мы найдем способ отправить их в Англию.
Было раннее утро. Жара еще не стала непереносимой, и Мэри от души наслаждалась прогулкой на свежем воздухе. Небольшую долину окружали горы. Деревья — маслины, кипарисы и другие вечнозеленые — росли редкими группами, словно старались защитить друг друга от палящего солнца.
Гамильтон рядом с мистером Хантом брел по полю битвы, пытаясь разгадать расположение войск противников.
— Войско персов превосходило афинское в численном отношении два к одному, — говорил Гамильтон. — Спартанцы обещали прислать подкрепление, но неожиданно вестник, прибывший от них, предложил афинянам отложить сражение на несколько дней, ибо гадания возвестили, что посылка войска из Спарты должна состояться не ранее новолуния. Или какую-то другую чепуху в этом роде.
— Персов было не менее двадцати тысяч, — подхватил Хант. — Греки могли отступить, но предпочли начать наступление на врага. Только вообразите, какого мужества это потребовало.
— Персы сочли это наступление просто помешательством, — сказала Мэри. — Так писал Геродот.
— У вас замечательная память, леди Элджин.
Тон преподобного Ханта был подобен тону учителя, довольного ответом ученика.
— Я представляю себе этих воинов неопытными юношами, — продолжала она, когда вся группа остановилась, оглядывая погребальный холм. — Мальчики, вырванные из родных домов, объятий близких, разлученные с матерями.
— Могу предположить, что персы, должно быть, похоронены здесь, под этими поросшими травой холмами. Их собственные военачальники бросили тела погибших прямо на поле битвы, как падаль. Дарий всегда приказывал оставлять раненых и убитых в ходе неудачной битвы на растерзание хищникам.
— Но греки оказались более благородными, — заметил Гамильтон, на что Элджин добавил:
— Почти как английские джентльмены.
— Но разве не были б погребальные курганы значительно больше, если б тут покоились все погибшие в сражении? — спросила Мэри.
— Отличный вопрос. Тела персов были сожжены и похоронены без всяких памятных надписей.
— Греки совершили погребение противников лишь в силу своего благородства, Мэри. Они намеревались соорудить в память своих павших героев погребальный курган, который остался бы стоять в веках.
Группа англичан уже преодолела не меньше половины равнины и стала обходить холм.
— Примерно шестьсот футов в диаметре, могу поспорить, — сказал Хант. — И сорок футов в высоту, хоть, конечно, надо учесть, что с течением времени курган сильно осел. Думаю, что две тысячи лет назад он был много выше.
Мужчины обратили внимание на довольно большие отверстия в глинистой, высохшей почве и на разбросанные кругом черепки.
— Местные жители уверяют, что каждую ночь отсюда доносится ржание лошадей и слышится шум сражения. Они, конечно, уверены, что посещать это место грешно.
— Ну, джентльмены, — Элджин не обратил внимания на комментарий и огляделся, — не начать ли нам раскопки?