– По-человечески? И думаешь, я тебе поверю, после того, как ты сдал меня Бамбуле с потрохами? «Черкес знает Конструктора! Спросите Черкеса, он расскажет!» Это ведь твои слова? Нет уж, старый педик, тебя следует хорошенько проучить. И потом, зачем яйца тому, кто не использует их по назначению? Ты ведь не собираешься продолжить свой род, верно? Не собираешься. А все необходимое останется при тебе. Все. Хватит лирики. Начинаем стерилизацию. В кресло, животное!
Ромочка встал. Он перестал плакать. Лицо сделалось каменным, лишь немного подрагивали губы. Успокоиться помог обостренный до предела инстинкт самосохранения. Так было всегда – стоило Ромочке оказаться загнанным угол, почувствовать дыхание смерти, как мозг начинал работать в авральном режиме, находились нужные слова и убойные аргументы.
– Конструктор, признаюсь честно: я тебя недооценивал. Лишь теперь понял: сотканная тобой паутина крепка, попавшим в нее уже не суждено выбраться. Ты и только ты дергаешь за ниточки, а все остальные – просто марионетки. Гаммельнский крысолов – сущее дитя…
– Так-так, продолжай, – Конструктор положил садовые ножницы на стол, уселся в кресло, заложив ногу за ногу. – Вообще-то, я не падок на лесть, но ты, собака, хорошо излагаешь. Итак, Гаммельнский дудочник в сравнение со мной – сущее дитя. Приятно, черт возьми… Чем еще порадуешь?
– Опираясь на логику и здравый смысл, я пришел к выводу, что быть на вашей стороне, стороне победителя, гораздо выгоднее, чем плясать под дудку неудачников вроде Корнилова и его клики. Чем я могу искупить свои ошибки?
– Браво! – Конструктор несколько раз хлопнул в ладоши. – Я тоже тебя недооценивал. Ты, Ромочка, – первостатейная сволочь. Из-за тебя мой блестящий план рухнул, но… Так и быть не стану кастрировать тебя сегодня… О, наш леопардовый друг, кажется, начинает подавать признаки жизни.
Конан действительно поднял голову, открыл глаза и с удивлением осматривался. Конструктор встал, почти не примериваясь, ударил его ребром ладони по шее, и Конан отрубился вновь.
– Он мог бы помешать нашей беседе, – пояснил, словно оправдываясь, гроссмейстер. – Итак, на чем мы остановились? Кажется, ты сказал, что желаешь искупить ошибки.
– Да. И немедленно!
– Отлично. У меня есть для тебя небольшое заданьице. Просто для того, чтобы проверить искренность твоего намерения служить только мне. Подойди ближе и слушай внимательно. Значит, так…
Конструктор перешел на шепот. Ромочка внимал ему, кивал, а сам не сводил взгляда с садовых ножниц.
– Если не накосячишь, как в прошлый раз, и сделаешь все, как велено, считай, что зачислен в мою личную гвардию.
– Это большая честь! – Ромочка вытянулся в струнку. – Я справлюсь!
– Молодец, сынок, – в голосе Конструктора слышалась насмешка. – Я верю в тебя! И в знак своего расположения хочу подарить тебе одну полезную штучку.
Ромочка вытаращил глаза и даже попятился, когда новоиспеченный босс достал из кармана небольшой пистолет.
– Как будто для тебя сделан. Браунинг Бэби. Несмотря на малый калибр, весьма эффективен и легко помещается в ладони.
– Зачем мне пистолет?!
– Бэби, бэби. Что за глупые вопросы? Мы живем в опасном мире и в опасном месте. Пистолет – для защиты твоей задницы. Я своими ушами слышал, как Корнилов советовал своим янычарам с тобой не церемониться. Он считает тебя главным моим сподвижником и убьет при первом удобном случае. Мой тебе дружеский совет: если хочешь жить – защищайся и стреляй первым.
– Не церемониться… – простонал Ромочка. – Первым… О Боже!..
Перед тем, как уйти, Конструктор достал из чемоданчика аккуратно свернутый в рулон комбинезон и натянул его поверх своей черной одежды. На маску был надет противогаз. Переодевание сделало Конструктора похожим на всех обитателей Жуковки. Теперь он мог преспокойно передвигаться по поселку, не вызывая ни у кого подозрения.
– А это? – трясущаяся рука Ромочки указала на кусторез. – Вы забыли…
– Оставь себе, – отмахнулся Конструктор. – Для того, чтобы не забывать – твои яйца могут в любой момент оказаться на этом столе.
* * *
Выйдя на крыльцо «Жукоффка Плаза», Конструктор остановился на том месте, где еще недавно в компании Разиной стояли заговорщики. Привыкший передвигаться в основном под землей, он с интересом осматривал поверхность. Внимание его сразу привлекла группа людей, которых вели под конвоем жуковские солдаты. Перепачканные с ног до головы землей и глиной, они шли, опустив головы и с трудом волоча ноги. В центре этой колонны, но чуть в стороне от остальных, плелись двое. Первый – приземистый толстяк. А рядом с ним…
В ярости Конструктор стиснул кулаки с такой силой, что не будь на нем перчаток, ногти впились бы в ладони до самой кости. Рядом с толстяком шла Раиса! Это означало только одно – корниловцам удалось не просто захватить в плен отдельную группу, а разгромить всех, кто по плану должен был отступить в Барвиху.
Конструктор проводил взглядом пленных и конвоиров. К тому времени, как он подошел к одному из бункеров, ярость прошла. Осталась только досада.
Конструктор сунул в прорезь замка магнитную карту. Войдя внутрь, некоторое время стоял, чтобы привыкнуть к темноте и убедиться в том, что никого, кроме него, в бункере нет.
До корниловского переворота здесь жили гасты. Потом они сменили бункер на более уютное, приличествующее свободным людям, жилище. Остались только ряды пустых двухъярусных кроватей со свернутыми в рулоны матрацами. Не включая света, Конструктор снял комбинезон, противогаз, небрежно бросил одежду на одну из кроватей. Потом пошел по «взлетке» в дальний конец бункера, остановился у ниши для хранения хозинвентаря и привычным движением отодвинул в сторону фальшивую панель стены. За ней был узкий, рассчитанный на одного человека, коридор. Метров через двести, сделав несколько поворотов, Конструктор вновь отодвинул фальшивую панель стены и зажмурился от яркого света. Он стоял у подножия лестницы, ведущей в лабораторию Хилы.
Конструктор бесшумно поднялся наверх и бесцеремонно уселся в инвалидное кресло алхимика.
– Эй, Хила! Что молчишь? Опять возишься со своими книжками и не хочешь поболтать со старым другом?
Не получив ответа, Конструктор положил руки на колеса и, как резвящийся ребенок, принялся описывать круги вокруг стола.
– А у меня плохие новости. Настолько плохие, что даже сердце защемило. Мне бы сейчас нитроглицеринчика. В малых дозах он, говорят, хорошо помогает от сердца. Или у тебя он только в больших? Если не ошибаюсь, ты изготавливал гремучий студень по заданию Рамзеса, в те славные времена, когда мы бурили скважины и прокладывали под Жуковкой туннели. Эх, Хила, Хила… Ты оскорбляешь меня своим молчанием. Не хочешь посочувствовать самому несчастному на всем белом свете человеку. Меня – меня! – переиграли дилетанты. Безусловно, это пока только шах, но, судя по всему, и мат не за горами. Я, конечно, предпринял кое-какие ответные меры, но времени остается все меньше. Бунт подавлен в самом зародыше, коробцовская банда разгромлена, и недалек тот час, когда с меня сорвут маску. А почему? Я сделал ставку не тех людей. Если революцию возглавляет богема, то революции кранты. История повторяется. Ты ведь помнишь Болотную площадь? Тогда Россия была всего в нескольких шагах от того, чтобы отряхнуться от власти тандема. Но все закончилось в тот момент, когда рупорами революции стали гламурные телки. Я не учел уроков истории и потерпел поражение. Что ж, впредь буду умнее. Кибальчич, вот, не ошибся и грохнул царя в марте тысяча восемьсот восемьдесят первого. Сейчас как раз март. Так может, пришло время побаловаться с гремучим студнем?.. Да не пугайся ты так, Хила. Я не стану организовывать террористический акт и швырять бомбу в Корнилова. Еще ведь не факт, что он жив. Если что-то и взорву, так лишь для того, чтобы не оставлять Корнилову и его дружкам наши научные разработки и другие секреты Жуковки. Если они такие умные – пусть всего добиваются сами, а не рассчитывают на все готовенькое… Опять молчишь? Разве я не прав? Знаешь, дорогой лекарь, как ни странно, но больше всего я опасаюсь не Корнилова и не Хорошева. Рыжий хохол оказался самым въедливым из всей компании… Ну да ладно. Прежде чем начать…