Когда Фредерик Пилчер встал в позицию, на его губах играла сардоническая улыбка. Еще минута, и он заметно отстанет, не его вина будет, если он не сумеет закрепить такое преимущество. Он отвел клюшку. Его визитка, скроенная модным портным, который, как все модные портные, рвал на себе волосы, если его изделия позволяли заказчикам дышать, была такой тесной, что он сумел приподнять клюшку лишь наполовину, после чего опустил ее вялым полукругом.
— Хорошо! — невольно сказал Сидни Макмэрдо. Он презирал Фредерика Пилчера, не терпел его, но истово любил гольф. И не мог не воздать должной хвалы отличному удару.
Ибо мяч не запрыгал вниз по склону, как уповал Фредерик Пилчер, но со свистом понесся по воздуху, будто артиллерийский снаряд. Он упал возле мяча Джона Гуча, пропрыгал мимо и выкатился на траву у лунки.
Объяснение, разумеется, было самое простое. Фредерик Пилчер в своем нормальном костюме для гольфа обычно замахивался чересчур сильно. От этого недостатка тесная визитка полностью его избавила. А другой его постоянный недостаток — он имел обыкновение вздергивать голову — был нейтрализован цилиндром на этой голове. Пилчер намеревался вздернуть головой так, чтобы у него хрустнул позвоночник, однако незримое влияние вереницы предков, которые весь свой интеллект посвящали тому, чтобы в ветреные дни удерживать цилиндры на положенном месте, парализовало его волю.
Минуту спустя они прошли лунку с равным счетом — за четыре удара каждый.
Как и следующую, водяную, но за три удара каждый. Третья — на порядочном расстоянии и за гребнем холма — потребовала от обоих по пяти ударов.
А когда они приближались к четвертой лунке, и Фредерик Пилчер и Джон Гуч одновременно впали в безумие.
Они оба, как вы, конечно, помните, в гольфе не блистали. Иными словами, гордились, когда им удавалось обойтись шестью ударами у первой лунки, семью у второй и от четырех до одиннадцати у третьей — в зависимости от количества мячей, ими утопленных в воде. А эти три лунки они прошли всего за двенадцать ударов. Джон Гуч уставился на Фредерика Пилчера, Фредерик Пилчер уставился на Джона Гуча. Глаза у обоих посверкивали, и они тяжело дышали через нос.
— Недурная работа, — сказал Джон Гуч.
— Очень даже ничего, — сказал Фредерик Пилчер.
— Пошевеливайтесь, фурункулы, — пробурчал Сидни Макмэрдо.
Вот тут-то эти двое и впали в безумие.
Представьте себе их положение. Каждый сознавал, что, продолжая и дальше гонять мяч на таком же уровне, он подвергается смертельному риску оказаться мужем Агнес Флэк. Каждый сознавал, что его противник никак не сможет и дальше продолжать в том же духе, а потому благоразумие требовало самому немножко поубавить огня, прежде чем произойдет катастрофа. И каждый, ясно осознавая все это, чувствовал, что провалится на этом самом месте, если по собственной воле подпортит игру, о которой прежде и не мечтал. Ведь, начав в таком темпе, он, вполне вероятно, подберется к рекорду, а это, естественно, возместит даже самое скверное, что можно вообразить.
Да и в конце-то концов, сказал себе Джон Гуч, предположим, он женится на Агнес Флэк, так что из этого? Он верил в свою звезду, и ему представлялось почти несомненным, что Агнес во время медового месяца угодит под мощный грузовик или сорвется с обрыва. К тому же разве современная цивилизация благодетельно не свела процедуру развода к сущим пустякам? Так стоит ли страшиться брака, пусть даже с Агнес Флэк?
Мысли Фредерика Пилчера были не менее оптимистичными. Агнес Флэк, размышлял он, бесспорно, та еще гадюка, но тем лучше. Именно та жена, которая требуется художнику, чтобы держать его в струне. Порой он был склонен полентяйничать. Обходил свою студию стороной и бездельничал сколько душе угодно. А если он женится на Агнес Флэк, студия узнает его гораздо ближе. Он будет дневать и ночевать в ней — возможно, поставит там раскладушку и вообще не станет оттуда выходить. Разумный человек, не сомневался Фредерик Пилчер, обязательно преуспеет в браке, надо только найти правильный подход к проблеме.
Глаза Джона Гуча сверкали, подбородок Фредерика Пилчера выпятился, и ноздря в ноздрю, упрямо укладываясь в шесть, а то даже и в пять ударов, они добрались до девятой лунки вновь на равных и приготовились повернуть.
И вот тут-то они увидели Агнес Флэк на террасе клуба.
— Юу-у-хо-о-о! — окликнула их Агнес громовым голосом.
И Джон Гуч с Фредериком Пилчером остановились как вкопанные, моргая, будто внезапно разбуженные лунатики.
Ее облаченная в твид фигура на фоне белой стены клуба выглядела на редкость внушительно. Казалось, она готовится сыграть непокорную королеву Боадицею в живой картине. И, глядя на нее, Гуч ощутил холод, который пополз вниз по спине и просочился сквозь подошвы ступней.
— Как там матч? — весело прогремела она.
— Все в порядке, — ответил Сидни Макмэрдо, угрюмо насупившись. — Стойте, где стоите, бациллы, — сказал он. — Мне надо поговорить с мисс Флэк.
Он отвел Агнес в сторону и заговорил с ней тихим рокочущим голосом, и вскоре всем, кто находился в радиусе полумили от него, стало ясно, что он еще раз сделал ей предложение, поскольку она откинула голову и такой знакомый смех вновь сотряс окрестности клуба.
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха! — смеялась Агнес Флэк.
Джон Гуч бросил взгляд на своего оппонента. Художник, побледнев до посинелых губ, снял визитку, а также цилиндр и теперь вручил их своему подносчику клюшек. Затем, прямо на глазах Джона Гуча, он отстегнул подтяжки и обвязал их вокруг талии. Было очевидно, что с этой минуты Фредерик Пилчер не намерен душить свою способность посылать мяч не совсем туда.
Джон Гуч понимал его чувства. Мысль о том, как утром в дождливый понедельник будет звучать этот смех над яичницей с грудинкой, превратила его костный мозг в лед, а все красные кровяные тельца в его жилах скукожились. Исчезла бодрящая закваска, заставившая его запрыгать на манер юного барашка после великолепного удара, о каком он прежде и мечтать не смел. Как горько он раскаивался в этих четких длинных посылах мяча, в этих резких коротких ударах, которыми так гордился всего десять минут назад. Не поддайся он адскому соблазну, тоскливо думал Гуч, так в эту минуту безнадежно отстал бы от своего соперника и мог беззаботно почить на лаврах.
Между ним и солнцем упала тень, и, обернувшись, он увидел, что рядом с ним стоит Сидни Макмэрдо, как-то по особенному сверкая глазами.
— Хо! — сказал Сидни Макмэрдо после нескольких секунд напряженного молчания.
Он повернулся на каблуках и направился к клубу.
— Куда ты идешь, Сидни? — спросила Агнес Флэк.
— Я иду домой, — ответил Сидни Макмэрдо, — пока не прикончил эту парочку мокриц. В конце-то концов я не ангел, и искушение растереть их в порошок, а порошок развеять по ветру вот-вот станет непреодолимым. Всего хорошего.
Агнес испустила еще один смех, подобный ударам парового молота.