Но надо надеяться, что и она, и Адам в последний раз видели Лукрецию фон Эльзхауэр. Теперь им ничто не помешает.
Оставались, правда, еще ее собственные чувства, но Лила решила разобраться с ними потом.
Она дождалась, пока свет фар машины стал невидим в надвигающихся сумерках, и только потом постучала в дверь комнаты Адама. Услышав его голос, приглашающий войти, она открыла дверь и остановилась, смущенная, у порога.
— Она уехала, Адам.
— Счастливое избавление!
Лила удивленно покачала головой:
— Ты не огорчен?
— Я бы сказал, что у меня камень с души свалился.
— Объяснишь мне, почему?
— Не-а.
— Получил удовольствие от схватки, да?
— На губах моих печать.
— Вот черт! А я-то думала услышать все пикантные подробности.
— Жаль разочаровывать тебя, — Адам широко улыбнулся, — но я оставлю объяснения до другого раза. На сегодня с меня Лукреции достаточно.
Услышав эти слова, Лила просияла от удовольствия и сказала:
— Она весь дома перевернула, пока собирала вещи и заказывала билеты. Я решила отложить наши занятия до ее отъезда.
— Я догадался о причине отсрочки. Но раз теперь ты здесь, мы не могли бы снова повторить упражнения на параллельных брусьях?
Лила в притворном изумлении хлопнула себя ладонью по лбу:
— Неужели у меня проблемы со слухом? Разве вы не тот самый пациент, который никак не хотел заниматься на брусьях сегодня утром?
— Я передумал.
— Что ж, понимаю. Ладно…
— Слушай, подожди. А где мой постер, который Лукреция назвала «оскорблением для глаз, оскверняющим стены моей спальни»?
— Вот дрянь! — воскликнула Лила и уперла руки в бедра. — Сказать такое о моем чудесном постере! Что такого было в женщине с корзиной фруктов?
— Я полагаю, ее возмутил не сюжет. Я догадываюсь, что ей не пришелся по сердцу банан в руке прекрасной дамы.
— У некоторых людей совершенно нет вкуса.
— Так где же он? — расхохотался Адам.
— В моей комнате. Лукреция велела Пи-ту порвать постер, но он принес его мне.
— Повесь его обратно.
Делая вид, что лишь повинуется приказанию, но на самом деле очень довольная, Лила ушла и вернулась с многострадальным постером и вновь водрузила его на стену.
— Вот так гораздо лучше. А теперь мы можем начать.
И они снова вернулись к брусьям. Его руки удерживали тело лучше, чем утром, но теперь Адам больше опирался и на ноги.
Лиле пришлось уговаривать его не торопиться.
— Адам, это приведет к перенапряжению.
— Еще пять минут.
— На что ты будешь годен завтра, если сегодня доведешь себя до изнеможения?
— Я не изможден, а невероятно счастлив.
И все-таки Лила заставила его вернуться обратно в коляску.
— Давай сегодня обойдемся без упражнений на столе. Возвращайся в постель. Я сделаю тебе массаж там. И мне кажется, что тебе пойдет на пользу обтирание.
Лила обтерла Адама губкой, сделала ему массаж и пожелала спокойной ночи. И тут он хитро взглянул на нее и поинтересовался:
— А как насчет всего остального?
— Не понимаю тебя.
— Я имею в виду упражнения в постели для развлечения и воспроизведения потомства, в которых я должен преуспеть с твоей помощью. Как насчет них? — Его голос упал до хриплого шепота. — Когда мы начнем работать над этим? Ты ведь не забыла свое обещание?
Лила молчала. Адам выждал несколько секунд, ожидая ее ответа, а потом поторопил ее:
— Так как же?
— Что «как же»?
— Когда мы приступим к этой серии упражнений? — Адам протянул руку и обнял ее за шею. — Я хотел бы это не откладывать.
Лила выдавила из себя неестественный смешок:
— Но ты же не мог принять мои слова всерьез?
Он нахмурился и кивнул:
— Я понял, что ты говорила серьезно.
— Это говорит только о том, что у тебя что-то не в порядке с чувством юмора. Я просто выпалила первое, что пришло в голову. Так всегда говорил мой отец. Это был просто трюк, чтобы избавиться от твоей Белоснежки. Я бы сказала тогда все, что угодно. Она разрушала все, чего мы с тобой добились. Она портила все… Почему ты качаешь головой?
— С этими доводами можно было бы согласиться, Лила, если бы ты сохраняла хладнокровие. Но ты была искренне огорчена. Я понимаю, что ты этого не хотела, но ты сказала как раз то, что у тебя на сердце. Это просто сорвалось у тебя с языка под влиянием момента.
Лила нервно облизала губы. Адам провел большим пальцем по ее нижней губе. Она откинула голову назад, пытаясь избежать прикосновения, но его рука, обнимающая ее за шею, не позволила ей этого сделать.
— Послушай, Кавано, я просто блефовала, понятно? Ты что, шуток не понимаешь?
— Я прекрасно понимаю, когда человек шутит. Но ты-то как раз не шутила.
— Откуда тебе это знать?
Адам сел в постели и приблизил свое лицо к ней. Лила ощутила его горячее дыхание.
— Потому что ты меня хочешь.
— Не правда!
— Ты верховодила тут все это время.
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. — Легким поцелуем он коснулся ее губ. — А теперь моя очередь. И приказывать буду я.
— Я тебе не позволю…
— Помолчи, Лила.
Он притянул ближе ее голову и несколько раз крепко поцеловал в губы, пока они не стали податливыми. Лаская ее губы, он прошептал:
— Открой рот.
— Адам…
— Спасибо. — И его язык проскользнул во влажную, нежную глубину ее рта.
Лила застонала, сначала протестуя, потом от желания, потом от наслаждения. Его объятия ослабли, и она упала ему на грудь. Лила перестала сопротивляться, и пальцы Адама проникли в ее волосы, лаская непослушные завитки.
Адам упивался ее ртом, как жаждущий наслаждается прохладным источником. Руки Лилы легли на его обнаженную грудь, курчавые мягкие волосы приятно щекотали ее пальцы.
Когда они оторвались друг от друга, Лила на выдохе произнесла его имя. А губы Адама скользили по ее нежной длинной шее.
— Ты как бенгальский огонь, — сказал он.
— Неужели? — Лила блаженно склонила голову набок, наслаждаясь тем, как его губы ласкают ее ухо.