— Конечно, я не коммунист. Просто таким образом я выражаю свое презрение к властям.
Когда они подъехали к гостинице, Джек вошел в вестибюль, ожидая увидеть ночного портье, созерцающего свое отражение в зеркале. Но сейчас за стойкой сидел сурового вида старик с ключиками консьержа на воротничке формы. Он не владел ни английским, ни французским; когда Джек произнес имя Вероники, служащий отеля сказал:
— La signorina е partita. [44]
Познаний Джека в итальянском не хватило бы на то, чтобы выяснить подробности, но священник-немец, спускавшийся по лестнице, пожалел его и вызвался быть переводчиком.
— Я понял, — сказал Джек священнику, — что синьорина Ренци уехала. Спросите у него, пожалуйста, не оставила ли она свой новый адрес?
Когда священник перевел вопрос, консьерж отрицательно замотал головой.
— В какое время она покинула отель?
— Alle dieci, — ответил старик.
— В десять, — произнес Джек, обращаясь к немцу. — Я понял.
У него стало сохнуть в горле.
— Узнайте, была ли она одна или ее сопровождал джентльмен.
Священник перевел вопрос с сильным тевтонским акцентом. Похоже, консьерж уже начал испытывать раздражение; он принялся делать какие-то пометки на карточках.
— Si, — отозвался он.
— Как выглядел этот джентльмен? Молодой американец в очках и в пальто цвета хаки?
Когда священник кончил переводить, консьерж холодно посмотрел на Джека, не скрывая своей неприязни к немолодым иностранцам, с такой настойчивостью преследующим юных итальянок. Служащий отеля заговорил резким, недовольным тоном.
— Консьерж говорит, что ему некогда запоминать внешность посетителей, — сказал священник.
Зазвонил телефон, консьерж снял трубку и принялся болтать с кем-то. Обождав минуту, Джек решил, что здесь больше ничего не узнает. Он поблагодарил священника, ответившего ему радостной улыбкой, которая означала, что немец был рад помочь Джеку и не держит на него зла из-за проигранной войны; Джек вышел на маленькую площадь перед гостиницей, где Гвидо вытирал тряпкой фары «фиата».
Вторую половину дня Джек провел в своем номере, ругая себя за то, что не спросил у Вероники адрес ее подруги, у которой она собиралась остановиться. Ему никто не звонил, и к шести часам он уже был уверен, что с девушкой случилось нечто ужасное. Он перечитал безумную записку, которую Брезач подсунул под дверь; догадка повергла его в дрожь. То, что Брезач не беспокоил его, показалось Джеку зловещим сигналом. «Если она не даст знать о себе до завтрашнего дня, я обращусь в полицию», — решил Джек.
Этой ночью он несколько раз слышал сквозь сон телефонный звонок. Но когда Джек открывал глаза, в комнате было тихо, аппарат молчал.
Утром он решил, что ему следует разыскать Брезача. Но из всех его знакомых лишь Деспьер и Вероника знали, где живет парень. Вероника исчезла, а Деспьер уехал в Алжир описывать ужасы войны. Уходя в студию, Джек заглянул в телефонную книгу, не слишком рассчитывая на успех. Фамилия Брезача, как он и предполагал, там не значилась.
Утро приготовило ему сюрприз. Неожиданно он почувствовал в себе какую-то легкость и уверенность; Джек прекрасно справился с дублированием очередных сцен.
— На тебя снизошло благословение, мой мальчик, — произнес сияющий Делани. — Ты сегодня в ударе. Я же говорил — тебе надо только выспаться, верно?
— Да, — сказал Джек, — ты говорил.
Днем он отправился в посольство — возможно, в картотеке имелся адрес Брезача, поскольку каждый американец, прибывающий в другую страну на срок более трех месяцев, обязан оставить там свои координаты. Но Джек не питал серьезных надежд. Брезач был не тем человеком, который взял бы на себя труд зайти в посольство.
Выходя из посольства, Джек столкнулся с Керном. Американец, облаченный в темно-серый костюм, имел, как всегда, вид дипломата, который только что беседовал на равных с главой могущественного государства. Керн остановился, на его лице появилась неприятная улыбка.
— Я занимался делом вашего друга, — сказал он.
— Чем? — с недоумением спросил Джек.
Он был так поглощен мыслями о Веронике, что не сразу сообразил, что имеет в виду Керн.
— Вашего друга Холта, — пояснил Керн. — Он был у меня, я обещал ему сделать все, что возможно.
— А, прекрасно. Спасибо.
Джек совсем забыл о Холте и его намерении усыновить ребенка. Со времени первого разговора Джека с Керном произошло так много событий, что та беседа казалась отошедшей в далекое прошлое.
— Я ждал вашего звонка, — сказал Керн, медленно кивая головой. — Мы могли бы где-нибудь выпить вдвоем.
— Я собирался позвонить. — Джек испытывал желание уйти. — Но дела помешали.
— Сегодня вечером у меня будут гости, — сообщил Керн. — Возможно, вам будет интересно. Итальянцы. Наверно, среди ваших знакомых не так много итальянцев?
— Слишком много, — ответил Джек.
Керн напоминал ему охотника, собирающегося угостить гостя только что подстреленным фазаном.
— Я догадываюсь, что вы шутите, — сказал Керн.
— Да.
— Я всегда стараюсь, чтобы моя светская жизнь протекала среди жителей страны пребывания, — сообщил сотрудник консульства, как бы упрекая Джека и ему подобных в том, что они легкомысленно тратят свое время на общение с американцами. — Даже на Ближнем Востоке, несмотря на многочисленные препятствия, я старался следовать этому принципу. Хотите прийти?
— Боюсь, сегодня я буду занят.
— На всякий случай… — Керн сунул руку в карман, вытащил бумажник, извлек из него визитную карточку. — Вот мой адрес. Заходите, если удастся. Мы сидим допоздна.
— Спасибо. — Джек спрятал визитку в карман. — Постараюсь. Ну, до свидания. Я…
— Любопытную вещь я узнал о вашем друге. Он сидел в тюрьме. Вам это известно?
Джек заколебался, чувствуя себя неловко под пристальным, насмешливым взглядом Керна. Черт возьми, он не заставит меня лгать, подумал Джек.
— Да, известно.
Керн кивнул со скорбным торжеством:
— И вы не сочли нужным поставить меня в известность? Вы позволили бы мне поручиться за него перед моими итальянскими друзьями?
— О Господи, Керн, — нетерпеливо произнес Джек, — ему было тогда двадцать лет. Это старая история. Сейчас он — сама респектабельность. Неужели это важно?
— У вас странные понятия о том, что важно, а что — нет, Эндрюс.
— Холт сам сообщил вам об этом?
— Нет. — На лице Керна появилась мрачная, довольная улыбка. — Я выяснил это, занимаясь его делом.