Арчер коротко глянул на Бурка. Комментатор сидел на краешке стула наклонившись вперед, открыв рот, словно желая что-то выкрикнуть, медленно сжимая и разжимая кулаки.
— И если кто-нибудь полагает, что это пророчество — плод моего воспаленного воображения, для него нет никаких оснований, позвольте напомнить этим неверующим о том, что произошло всего несколько лет назад с такими вот либералами, как Вудроу Бурк, в стране под названием Германия. Пусть мистер Бурк проведет аналогию между собой и джентльменами его калибра, его профессии, которые отстаивали идеи нацистов на радио и в газетах, которые разрушали союз сил, противостоящих Гитлеру в тридцать первом и тридцать втором годах.
Германия, думал Арчер, ссылками на Германию, похоже, можно доказать что угодно.
— В одной лодке мы все оказались благодаря нашим врагам, — с торжествующей улыбкой заявил Льюис, — нравится нам это или нет. А теперь мы или должны грести вместе, или нас выбросит на скалы. Третьего не дано. Что же касается предложения нашего друга-агента… — Льюис иронически поклонился в сторону Крамера, который обильно потел и явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Я не думаю, что нашему собранию следует уделять много времени его аргументам. Мистер Крамер, по его собственному гордому признанию, заинтересован только в долларе…
— Марвин, сладенький, это уж перебор, — прошептал Крамер, вытирая лоб платком.
— Мистер Крамер, — Льюис проигнорировал реплику агента, — ради доллара готов на все, и в тиши своего кабинета он советует клиентам идти на все ради доллара: выйти из всех организаций, никогда не высказывать своего возмущения, по первому требованию послушно призывать к войне, распроститься со всеми правами американского гражданина. Если кто-то разделяет эти феодальные взгляды на творческие профессии, я советую ему подняться и идти домой. Ничто из того, что я собираюсь сказать, не будет представлять для него ни малейшего интереса.
Никто не поднялся, вероятно, потому, что деньги их совершенно не интересовали.
— Что же касается еще одного оратора… — Льюис надел очки, — мистера Клемента Арчера…
«Он произносит мое имя, — отметил Арчер, чуть было не улыбнувшись, — словно название вновь открытой заразной, но не слишком опасной болезни».
— Я просил, чтобы мне разрешили обратиться к вам после его выступления, — Льюис уже не смотрел на Арчера, — но по причинам, ведомым только председателю нашего собрания, мистер Арчер будет говорить последним. Без лишних слов скажу, что присутствие мистера Арчера в этом зале, мягко говоря, неуместно, и я публично предлагаю ему прямо сейчас взять шляпу и пальто и покинуть наше собрание, поскольку своими действиями он доказал, что не имеет права обращаться к тем, кто сидит в этом зале.
Этот человек, спокойно подумал Арчер, уже пригласил покинуть зал всех несогласных в интересах объединения остальных. Но он тут же вздрогнул, потому что в разных концах зала, словно по команде, раздались дружные аплодисменты. Их зловещий звук давил на Арчера. Они об этом договорились, осознал Арчер, договорились заранее. Он осмотрел зал, стараясь выхватить взглядом и запомнить тех, кто аплодировал Льюису. Зачем только пришла Китти, думал он, ради чего она здесь сидит?
Льюис поднял руку, и аплодисменты как отрезало. Арчер потер лысину и заставил себя смотреть прямо перед собой.
— Вы, несомненно, читали великолепную серию статей блестящего обозревателя мистера Робертса, в которых речь шла о мистере Клементе Арчере, и мне не хотелось бы, чтобы на нашем собрании выступал господин, который, используя свое положение, выбрал в качестве объектов дискриминации негра и еврея и на котором в значительной степени лежит вина за самоубийство талантливого музыканта. Ведь многие из сидящих сегодня в зале считали этого музыканта своим другом.
«Что мне следует сделать, — думал Арчер, застыв, словно изваяние, — так это встать и попытаться голыми руками убить этого человека».
— Я сожалею, что сегодня мне пришлось говорить об этом, — с абсолютной уверенностью в своей правоте вещал Льюис, — но прежде чем начать что-то строить, мы должны расчистить территорию и определиться, кто есть кто. Ибо именно сегодня мы должны решить, что нам надо сделать, чтобы защитить себя, защитить традиции наших профессий, защитить традиции нашей страны. Поэтому, независимо от того, какие личные причины стоят за планом, предложенным Вудроу Бурком, он, безусловно, имеет свои положительные стороны.
Арчер попытался вспомнить, какой план предложил Бурк, но усилия его пропали даром. На него вдруг напала сонливость, и он уже жалел о том, что в этот день слишком часто прикладывался к спиртному.
— Я думаю, что это прекрасная идея — предложить нашим гильдиям создать фонд и нанять частных детективов, чтобы выяснить, кто стоит за такими журнальчиками, как «Блупринт».
А что произойдет, тупо подумал Арчер, если детективы ничего не найдут? Или выяснят, что люди, финансирующие журнал, руководствуются исключительно патриотизмом? Вернут нам наши деньги?
— Но это лишь часть того, что мы можем сделать. Малая часть. Наша кампания должна вестись в трех направлениях. Мы должны сделать все, чтобы вытащить на свет Божий те силы, что ополчились на нас. Но одновременно мы должны донести до широкой общественности нашу позицию, позицию свободных граждан и свободных артистов, которые борются за общую свободу. Давайте дадим в газеты полосную рекламу, давайте напечатаем миллионы буклетов, давайте купим эфирное время, чтобы показать, какая опасность грозит стране, кто настоящие враги свободы, какой нам противостоит противник. А прежде всего давайте соберем экстренные собрания наших гильдий и вынесем решение, что, до тех пор пока продюсерские агентства и радиовещательные компании руководствуются черными списками, ни один сценарист, актер, режиссер, музыкант не займет место человека, уволенного за его политические убеждения.
Зал ответил овацией. Льюис довольным взглядом окинул слушателей, подождал, пока аплодисменты смолкнут.
— Мы им нужны! — выкрикнул он, словно обращаясь к товарищам на баррикаде. — Без нас они не продержатся в эфире и полчаса. Давайте покажем им, какую мы можем представлять силу. Если мы объединимся и ответим ударом на удар, я гарантирую вам, что через месяц от черных списков останутся одни воспоминания. А чтобы доказать вам, что я говорю все это не для того, чтобы сотрясать воздух, я обязуюсь внести пятьсот долларов в забастовочный фонд или любой другой фонд, который мы создадим. Я также даю слово не соглашаться ни на одно, даже самое заманчивое предложение продюсерского агентства или радиовещательной компании, которые подозреваются в использовании черных списков.
И эти слова приняли на ура, а в зале раздались крики: «Я обязуюсь внести сто долларов!» «Я обязуюсь внести пятьдесят!» Арчер с любопытством наблюдал за происходящим, прекрасно понимая, что все срежиссировано заранее. Оставалось лишь гадать, чем Бурк, ведущий собрание, ответит на эти тщательно подготовленные стихийные выступления.
Льюис прошел к своему стулу, сел, сунул очки в один карман, а белые карточки с тезисами — в другой, чтобы, возможно, воспользоваться ими на других митингах или собраниях.