Она поплелась к телефону, ее глаза слипались, ресницы, казалось, были налиты свинцом.
— Алло, — пробормотала Кира, опершись о стену.
— Кира Александровна, это вы? — послышался подобострастный мужской голос, с нарочитой медлительностью растягивающий каждый звук.
— Да, — ответила Кира. — С кем я разговариваю?
— Это Карп Морозов. Кира Александровна, душа моя, не могли бы вы приехать и забрать своего… своего Льва Сергеевича домой? Ему не стоит так часто показываться в моем доме. Кажется, была какая-то вечеринка и…
— Я сейчас буду, — выпалила Кира, бросая трубку. Сон как рукой сняло.
Она наспех оделась. Пальто не застегивалось: дрожащими пальцами она не могла просунуть пуговицы в петли.
Дверь открыл Морозов. Он был без пиджака. Жилетка плотно облегала его тело, собираясь складками на его брюшке. Он по-лакейски поклонился:
— Ах, Кира Александровна! Как мы себя сегодня чувствуем? Прошу прощения за то, что побеспокоил вас, но… Входите, входите.
В широком коридоре с белыми стенами пахло сиренью и нафталином. Она услышала, как в комнате за полуоткрытой дверью заливался веселым беспечным смехом Лео.
Не дожидаясь приглашения Морозова, Кира направилась прямо в гостиную. Стол был накрыт на троих. Антонина Павловна, отставив пальчик, изящно держала чашку; на ней было восточное кимоно; пудра на носу скаталась в шарики; по лицу, от носа до подбородка, размазалась помада; неподведенные глаза казались очень маленькими, припухшими и утомленными. Лео сидел за столом. На нем были черные брюки и рубаха навыпуск, воротник которой был расстегнут; ослабленный галстук болтался на шее, волосы торчали в разные стороны. Лео звучно хохотал, пытаясь удержать куриное яйцо на острие ножа.
Он поднял голову и удивленно посмотрел на Киру. Молодое лицо Лео дышало здоровьем. Казалось, ничто и никогда не сможет изменить или испортить это лицо.
— Кира! Что ты здесь делаешь?
— Кира Александровна случайно… — начал было робко Морозов, но Кира резко перебила его:
— Он позвонил мне.
— Почему ты… — взъелся на Морозова Лео, его лицо исказила злоба; затем, кивнув головой, он снова рассмеялся: — Черт возьми, здорово! Они все считают, что мне нужна нянька!
— Лев Сергеевич, дорогой мой, я не хотел…
— Заткнись! — огрызнулся Лео и повернулся к Кире. — Ну, поскольку ты здесь, снимай пальто и сядь позавтракай. Тоня, посмотри, не найдется ли парочка яиц.
— Пойдем домой, Лео, — спокойно сказала Кира.
Взглянув на нее, Лео пожал плечами:
— Ну, если ты настаиваешь. — Он медленно поднялся.
Морозов взял недопитую чашку чая и вылил на блюдце ее содержимое; держа блюдце кончиками пальцев и шумно прихлебывая жидкость, он сказал, нерешительно переводя взгляд то на Киру, то на Лео:
— Я… видите ли… все получилось следующим образом: я позвонил Кире Александровне, поскольку боялся, что ты, Лев Сергеевич… плохо себя чувствуешь. А ты…
— …был пьян, — закончил за него Лео.
— Нет, но…
— Я был пьян. Вчера, но сегодня утром я трезв. И нечего было…
— Была небольшая вечеринка, Кира Александровна, — успокоила, перебивая Лео, Антонина Павловна. — Мы несколько задержались там и…
— Было пять часов, когда ты доползла до постели, — проворчал Морозов. — Я знаю это наверняка, потому что, когда ты врезалась в мою кровать, ты уронила графин с водой.
— Так вот, Лео привел меня домой, — продолжала Антонина Павловна, не обращая внимания на Морозова, — допускаю, что мы немного устали…
— Немного… — язвительно начал Морозов.
— …пьяны, — пожав плечами, закончил за него Лео.
— По-моему, изрядно пьяны. — В порыве гнева кровь подступила к лицу Морозова, скрывая его веснушки. — Так пьяны, что, встав утром, я обнаружил его прямо в одежде на тахте в коридоре. Даже из пушки не поднять!
— Ну и что из этого? — безразлично спросил Лео.
— Грандиозная была вечеринка, — заметила Антонина Павловна. — А как Лео может тратить деньги! Захватывающее зрелище. Хотя, честно говоря, Лео, дорогуша, ты вел себя слишком безрассудно.
— Что я сделал такого? Не помню.
— Я не против того, что ты проиграл так много в рулетку и заплатил по десять рублей за каждую разбитую тобой рюмку, но тебе не следовало давать на чай официантам по сто рублей.
— Отчего же? Пусть видят, чем отличается благородный человек от этого красного отродья.
— Может быть, ты и прав. Но зачем было платить оркестру пятьдесят рублей каждый раз, когда ты хотел, чтобы они перестали играть то, что тебе не нравится? А потом ты выбрал из толпы присутствующих самую красивую девушку, которую ты раньше никогда не видел, и предложил ей любую цену за то, чтобы она разделась перед гостями; ты засовывал ей в декольте сотенные купюры.
— А у нее было отличное тело, — заметил Лео.
— Лео, пойдем домой, — скомандовала Кира.
— Минуточку, Лев Сергеевич, — с расстановкой произнес Морозов, опуская на стол блюдце. — Где ты взял столько денег?
— Не знаю, — безразлично ответил Лео. — Мне их дала Тоня. — Антонина, откуда они у тебя?..
— Как, разве ты не в курсе? — Антонина Павловна подняла брови, выражая удивление и скуку. — Я взяла тот сверток, который лежал у тебя под мусорной корзиной.
— Тоня! — неистово закричал Морозов. Он так резко вскочил со своего места, что посуда, стоявшая на столе, задребезжала. — Ты не могла сделать этого!
— Ошибаешься, — возразила Антонина Павловна, дерзко вскидывая голову. — Я не привыкла к тому, чтобы меня попрекали деньгами. Ну так вот, я взяла те деньги! И что ты мне теперь сделаешь?
— Боже мой! Господи! — Морозов схватился за голову и стал качать ею из стороны в сторону, сотрясаясь, подобно механической игрушке, в которой сломалась пружина. — Что мы будем делать? Мы должны были отдать эти деньги Серову. Их нужно было отдать еще вчера. У нас на руках нет больше ни рубля… если я не доставлю Серову эти деньги сегодня… он… убьет меня… Что же мне делать?.. Он ждать не будет…
— Не будет, говоришь? — холодно усмехнулся Лео. — Ничего, потерпит. Перестань скулить, как собачонка. Чего ты испугался? Он ничего не сможет нам сделать, и он это понимает.
— Ты меня удивляешь, Лев Сергеевич, — пробурчал Морозов, заливаясь краской. — Ты ведь честно получаешь свою долю, не так ли? И ты считаешь, что это благородно — взять…
— Благородно? — звучно расхохотался Лео; в его смехе звучала надменность. — Это ты говоришь мне? Дорогой мой друг, я уже давно выбросил из головы это слово. Навсегда. Более того, я сам готов пойти на любую низость, самую неблагородную. Чем гаже — тем лучше. Всего хорошего… Пойдем, Кира. — Ищущим взглядом Лео посмотрел по сторонам: — Где же, черт побери, моя шляпа?