— Да?
— И тут увидел ее, эту мерзкую иллюстрированную газету. Про твою свадьбу. Это меня доконало. Но я не мог с этим смириться. Я продолжал твердить, что это неправда. Пошел сам не зная куда. В голове все перемешалось. По дороге мчался большой грузовик. Я решил — вот шанс со всем покончить. И вышел на дорогу.
— О, Вернон! — содрогнулась она.
— И это был конец — меня как Вернона Дейра. Когда я пришел в себя, в голове у меня оставалось одно имя — Джордж. Счастливчик Джордж. Джордж Грин.
— Почему Грин?
— Детская фантазия. И потом, голландская девушка просила меня найти ее парня, которого звали Грин, и я записал это имя в книжке.
— И ты ничего не помнил?
— Ничего.
— Это страшно?
— Нет, нисколько. Я не видел причин для беспокойства. — Он прибавил тоном сожаления: — Мне было очень весело и хорошо. — Он посмотрел на нее. — Но все это больше не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме тебя.
Она улыбнулась, но как-то слабо и неопределенно. В тот момент он не обратил на это внимания, а продолжал:
— Вот уж где был ад — так это возвращаться к себе, вспоминая все это. Все эти чудовищные вещи. Всё, чему я не хотел смотреть в лицо. Тут я оказался трусом. Отворачивался от того, чего не желал знать.
Он резко встал, подошел к ней, опустился на пол и уткнулся головой в ее колени.
— Нелл, любимая, все хорошо. Я же у тебя первый, правда?
Она сказала: «Конечно».
Почему собственный голос показался ей таким… механическим? Он был первым. Как только его губы коснулись ее, она опять унеслась в те удивительные дни в начале войны. Она никогда не чувствовала ничего подобного с Джорджем… словно тонешь, словно тебя уносит прочь.
— Как странно ты это сказала — как будто ты так не думаешь.
— Конечно думаю.
— Мне жаль Четвинда, ему не повезло. Как он это принял? Тяжело?
— Я ему не говорила.
— Что?
Ей пришлось оправдываться.
— Его нет — он в Испании. У меня нет адреса.
— А, понятно… — Он помолчал. — Тебе придется трудно, Нелл. Но ничего не поделаешь. Зато мы обретем друг друга.
— Да.
Вернон огляделся.
— Это место, конечно, достанется Четвинду. Я такой невеликодушный нищий, что даже завидую ему. Но черт возьми, это же мой дом! Мой род жил здесь пятьсот лет! О, какое это имеет значение? Джейн как-то говорила, что нельзя иметь все. Я получил тебя, только это и имеет значение. Место мы себе найдем. Пусть даже это будет пара комнат.
Его руки обняли ее. Почему же от слов «пара комнат» ей стало так холодно?
— Долой вещи! Они только мешают!
Он как бы смеясь рванул нитку жемчуга, которая была на ней, и жемчужины рассыпались по полу. Ее прелестный жемчуг! Она подумала, снова похолодев: «Все равно, наверное, их придется вернуть. Все драгоценности, подаренные Джорджем».
Как ей не стыдно об этом думать!
Он наконец что-то заметил.
— Нелл — или некоторые вещи все же имеют значение?
— Нет, конечно нет.
Она не могла смотреть ему в глаза, ей было стыдно.
— Что-то у тебя на душе? Скажи мне.
Она потрясла головой.
— Ничего.
Она не может снова стать бедной. Не может, не может.
— Нелл, ты должна мне рассказать.
Он не должен знать — не должен знать, какая она на самом деле. Ей было так стыдно.
— Нелл, ведь ты меня любишь?
— О да! — пылко сказала она. По крайней мере, это было правдой.
— Тогда в чем же дело? Я вижу, что-то есть… Ах!
Он встал. Лицо его побледнело. Она вопросительно ждала.
— Значит, дело в этом? — тихо спросил он. — У тебя будет ребенок?
Она обратилась в камень. Вот что ей не пришло в голову. Если бы было так, то все проблемы были бы решены. Вернон никогда ничего не узнает.
— Это правда?
Опять прошла целая вечность. Мысли метались в голове. Нет, не она сама — это какая-то сила заставила ее кивнуть.
Он отодвинулся. С трудом проговорил:
— Это все меняет… Бедная Нелл! Ты не можешь… мы не можем… Послушай, никто не узнает — я хочу сказать, обо мне, — только врач и Себастьян с Джейн. Они не проболтаются. Всем известно, что я умер. Так вот — я умер.
Она сделала движение, но он поднял руку, останавливая ее, и двинулся к двери.
— Не говори ничего, ради бога. От слов будет только хуже. Я ухожу. Не смею дотронуться до тебя, даже поцеловать. Я… прощай.
Она слышала, как открылась дверь, сделала попытку окликнуть его, но ни звука не вырвалось из груди. Дверь закрылась.
Было тихо. Машину не заводили.
Она не шевелилась.
В какой-то момент с горечью подумала: «Так вот, значит, я какая».
Но так и не шелохнулась.
Четыре года разнеженной жизни лишили ее воли, придушили голос, парализовали тело.
1
— К вам мисс Хардинг, мадам.
Нелл оцепенела. После разговора с Верноном прошло двадцать четыре часа. Она думала, что все закончилось. И вот теперь Джейн!
Она боялась Джейн.
Можно отказаться ее принять.
— Проводите ее сюда.
У нее в комнате будет легче.
Как долго ее нет! Может, она ушла? Нет, вот она.
Джейн казалась очень высокой. Нелл съежилась на софе. У Джейн злобное лицо — она всегда так думала. Сейчас это было лицо мстительной фурии.
Дворецкий вышел. Джейн стояла, возвышаясь над Нелл. Потом вскинула голову и засмеялась.
— Не забудь пригласить меня на крестины, — сказала она.
Нелл вздрогнула, потом высокомерно сказала:
— Не понимаю, о чем ты.
— Пока что это семейная тайна? Нелл, чертова лгунишка, ты не беременна. Я вообще не верю, что ты когда-нибудь родишь ребенка — это больно и рискованно. Что заставило тебя сказать Вернону такую дикую ложь?
— Я ему не говорила. Он сам придумал, — угрюмо ответила Нелл.
— Тогда это еще более чудовищно.
— Не знаю, зачем тебе понадобилось прийти сюда и все это говорить.
Протест был слабый, в нем не было души. Ценой жизни она не смогла бы вложить в него необходимое негодование. Тем более говоря с Джейн. Джейн всегда была чертовски проницательна. Это ужасно! Хоть бы она скорее ушла.