Мне надо было навести порядок и убрать комочки земли с цветов герани, с этих красных мрачных цветов, чье зловоние я не смогу забыть больше никогда.
Затем я принял душ в ванной комнате, примыкавшей к спальне. Мылся я долго. После душа я переоделся в ту одежду, которую заботливо уложил в мой чемодан Филипп. Я сложил свою грязную и испачканную кровью одежду в мешок для мусора и снова принялся все чистить, укладывать на место, проверять. К пяти часам пополудни ноги мои стали ватными, руки горели огнем, но я решил, что большего сделать было невозможно. Переходя из комнаты в комнату, как пилот, проверяющий перед взлетом прибор за прибором, я удостоверился, что все было в порядке. Я вынес кое-какую посуду на стол на террасе: охраннику надо было оставить что-то для уборки. Я мог оставить свои отпечатки пальцев повсюду, кроме садового инвентаря. Я перетрогал стулья, чтобы в случае расследования на них нашли мои отпечатки. Я тщательно вытер тот стул.
Измучившись, я бродил в полной тишине в поисках забытых следов, которые можно было мне инкриминировать. Я собрал вещи Энджи, сложил их в чемодан и унес его вниз. Спустившись в гараж, я запихнул мешок с моей одеждой в багажник и снова проверил, на месте ли был портфель Энджи. Он был на месте, сумочка — тоже. Пока я рыл могилу, у меня было время подумать. У нее при себе были все необходимые для поездки документы: неужели она хотела уехать в Африку раньше намеченного срока? Места были зарезервированы в авиакомпании TWA с датой вылета через неделю.
Но человек, летающий первым классом, мог перенести или отсрочить вылет по своему усмотрению. Почему же она захватила с собой все, что могло ей понадобиться для этой «экскурсии»? Этого я объяснить не мог.
Я положил ее сумочку и дорогостоящее вязаное итальянское манто на сиденье рядом с водителем и открыл ворота гаража. Задним ходом доехал до ворот имения, приоткрыл створки, а затем, снова сев за руль, подал назад и оставил машину на узком тротуаре. Мне пришлось снова спуститься к гаражу, закрыть его и въездные ворота. Поискал возможную блокировку безопасности, но не нашел ее. Было понятно, что достаточно закрыть ворота на ключ. Я вставил электрическую вилку в металлическую коробку, и ворота гаража снова заработали. Я сел в «олдсмобиль», положил руки на руль и несколько секунд просидел неподвижно. Могила для Энджи Фергюсон была выбрана очень удачно. Так мне, по крайней мере, казалось. Глубоко вздохнув, я включил зажигание.
На шоссе отблески солнца и проворные тени складывали некую картинку в виде лица Энджи, и я ехал по ее губам, лбу, запутывался в ее волосах. Мне надо было прогнать от себя ее образ, воспоминание о прикосновении к ее холодному лбу призывало меня к порядку. До самой смерти я буду помнить об этом холоде: это не было холодом снега или льда, это был холод смерти. Чтобы успокоиться, я повторял: «Это был несчастный случай. Я невиновен». Но насмешливое эхо повторяло всякий раз: «Виновен, виновен».
Мой американский брак открыл мне двери в мир образов, смерть Энджи окутала меня кошмарами. Надо придумать ссору, которая стала причиной внезапного отъезда Энджи? «Я услышал, как захлопнулась дверца и машина уехала. Нет, я не имею ни малейшего понятия, куда она могла направиться». Невозможно. Тогда мне пришлось бы вызвать другую машину или уйти из дома пешком и ехать на попутных машинах…
Воздух менял цвет от желтой охры до голубизны. Солнце готовилось скрыться за горизонтом, тяжелые тени подчеркивали рельеф местности. Я вел машину, сжавшись от напряжения, как в тот далекий день, когда, получив права на вождение, впервые столкнулся с автомобильным движением в Париже. В то время я был бедным парижанином, любителем триллеров. Я бредил черно-белой Америкой, «Мальтийский сокол» [25] повсюду преследовал меня, и я часто ходил в кинотеатры на левом берегу. Я впитал в себя много криминальных историй и всегда одерживал верх над убийцами, которые выдавали себя своей неловкостью. Я считал, что окажись я в подобных ситуациях, то действовал бы намного хитрее. А теперь я сам стал убийцей, настоящим убийцей, да еще в Америке. Я попал в ситуацию, которую сам император кошмаров и самый пессимистичный в мире человек никогда не смог бы себе представить. Когда я был мальчишкой в грязных носках, любой полицейский, приближавшийся ко мне на улице, вызывал во мне панику. Я боялся полицейских, их форма вызывала во мне чувство вины, волновала меня, и я сразу же становился подозрительным типом. Единственной настоящей пыткой, которую я перенес в жизни, было время воинской службы, в течение которой капралы переносили свои капризы на интеллектуала с крепким телосложением и с удивительно ранимой душой.
Дыхание мое прерывалось. Я ускорялся и сразу же тормозил, поскольку малейший инцидент с полицией означал составление протокола, и это могло стать доказательством того, что из дома Энджи я уехал один.
Я проезжал густонаселенные места, берег озера был забит людьми, и лишь изредка попадались свободные пляжи, позволявшие пройти к воде. Рекламные щиты восхваляли достоинства супермаркетов, а в лавках, которые открывались только на летний сезон, убогие стеллажи были завалены ужасными сувенирами. В окрестностях озера Тахо все находили то, что им было нужно: бедняки, богачи, здоровые, хилые, притворщики, любители приключений, акулы, рыбы-лоцманы, но только не я.
В аэропорту Рено я оставил машину на стоянке для сдаваемых напрокат автомобилей, бросился к окошку фирмы «Герц», положил на стойку справку о прокате и словоохотливо произнес:
— Вот, сдаю вам «олдсмобиль». Все было прекрасно, жена всегда говорит мне, что у вас безупречное обслуживание. И она права.
И сразу же мысленно обругал себя: я вел себя как новичок, который всему удивляется. Что за идея высказывать комплименты равнодушной служащей многонациональной компании? Однако я повторил, что «моя жена то, моя жена это». Я старался оставить след и создать хотя бы небольшое алиби. Девице было совершенно наплевать на хорошее мнение моей жены, ее рабочий день заканчивался, она не сможет даже вспомнить о типе, который пытался с ней поболтать.
По дороге в Рено я надумал уехать в Лас-Вегас, ведь в толпе можно было легко затеряться. Я бы сказал Сину, что мы решили в последний момент совершить паломничество к местам нашей любви. А там мне надо найти решение, чтобы спасти свою шкуру или исчезнуть. Но куда?
Я прошел в зал продажи авиабилетов. Там стояла целая шеренга билетных касс: маршрут из Рено до Лас-Вегаса обслуживало большое число частных авиакомпаний. Остановившись у первого попавшегося окошка, я уже собрался было купить один билет до Лас-Вегаса, но тут по моему телу пробежала судорога страха: я ведь не мог лететь самолетом! В случае расследования, полиция моментально обнаружила бы, что из Рено я улетел один. А если на машине? Я оставил ключи от нее стюардессе, когда она вернула мне карточку «Американ Экспресс», которую при отъезде подписала Энджи. Машина! Я был в шоке, я забыл в «олдсмобиле» мешок для мусора с моими перепачканными кровью вещами, приготовленный мне Филиппом чемодан, а также чемодан Энджи. У меня при себе был только ее портфель, вязаное итальянское манто и сумочка. А все остальное я оставил в багажнике. Я помчался как сумасшедший через зал, подбежал к окошку фирмы «Герц». Девица уже ушла! Мне пришлось все объяснять служащему, который ее сменил: