Сайгон остановился.
Мышка был ещё в сознании. Он махнул рукой — мол, беги, прикрою. Он ещё не понял, что папуасы убили его. На этой станции наконечники стрел смазывают ядом. Даже если раны сами по себе не смертельные, что очень вряд ли, то яд…
Ещё одна стрела сбила шляпу с Мышкиной головы. Мародёр счёл это оскорблением. Он двинулся прямо на папуасов, больше не сгибаясь и не уворачиваясь, всаживая в дикарей очередь за очередью. Стрелы впивались в его тело, две, четыре, десять… Но он, кажется, не слышал боли. Огонь прекратился лишь тогда, когда опустел магазин и Мышка не смог дотянуться до запасного в бандольере, потому что из груди и рук его торчали досадные палки, которые очень ему мешали…
Тогда он беспомощно обернулся к Сайгону и глупо улыбнулся:
— Прощай, брат.
Сайгон включил фонарь.
Последний комплект батареек в деле. Если погаснет, то…
Но об этом сейчас думать не хотелось. Сейчас вообще нельзя думать, надо живее шевелить булками. Живее — чтобы выжить.
Потому что за ними опять погоня. Опять убегать.
Папуасы дали спасателям фору: собирали карательный отряд, запасались стрелами и факелами. Фидель и Че форой воспользовались — они где-то далеко впереди, а вот Сайгон… Ну не мог же он бросить Павла Терентьевича, чтобы догнать старших товарищей?
Или мог?!
Потому что жена Светка, сынок Андрюшка, новые туннели, спасение метро… Брось старика, Серёженька, он своё уже отбегал, а ты ещё молодой, тебе жить и жить, сестричку для Андрюшки ещё надо сделать… Бросить? Так зачем же ты выдернул его со станции, где у старика, может быть, все еще и обошлось бы?
— Ну уж нет! — Сайгон покрепче перехватил безвольное тело метростроевца.
Ну как же нет, Серёженька, если да? Вспомни: ты же хотел спасти метро от войны, в которой кроты будут убивать кротов. А если тебя, как Мышку, нашпигуют стрелами, кому от этого станет лучше? Очень тяжело, Серёжа, кого-то спасать, когда в тебе полтора десятка отравленных наконечников. Что сталось с телом Мышки? Ему отрубили голову и нанизали ее на шест, установленный посреди станции. Сейчас вокруг того шеста голые бабы пляшут и плюют в мёртвое лицо, дёргают за уши, бьют по щекам. Ты хочешь, чтобы и вокруг твоей глупой башки водили хороводы, как вокруг ёлки на Святошине? Это предел твоих мечтаний?
— Нет!
Тогда брось старика и беги!
Сайгон обернулся. Факелы уже рядом. Охотники в азарте вопили, преследуя жертву. Они знали, что тому, кто подсвечивает себе путь фонарём, точно не уйти.
Брось!
Беги!
— Нет! — Сайгон так обнял метростроевца, что чуть не сломал ему рёбра.
Что ж, тогда умри…
Сайгон остановился. Толпа позади взорвалась криками.
— Извините, Павел Терентьевич, что втравил вас в это. Похоже, до Днепра мы с вами не дойдём.
Метростроевец сунул руку под плащ и помял левый бок — в который раз уже. Он слишком стар для таких пробежек и волнений. Он-то стар, верно. А вот Сайгон слишком молод, чтобы умереть…
Отставить! Решение принято! Как спасти всё метро, если нельзя помочь одному старику?
Сайгон перезарядил автомат и повернулся лицом к преследователям.
Он примет бой.
Свой последний бой.
* * *
Вдруг что-то острое кольнуло Сайгона в шею.
— Я мог бы убить тебя, — услышал он шёпот.
Факелы впереди, совсем рядом, надо стрелять, иначе будет поздно, ну же, ну!.. Руки опустились сами собой. Холодок вдоль хребта. Сайгон чувствовал чужое дыхание на затылке. Неведомая опасность за спиной… Неужто сама Смерть пришла за ним? Бесшумно подкралась, ни разу не бряцнув костями, и угрожает заточенной сталью…
Косой, что ли?
Сайгону вдруг стало смешно. Хозяин Туннелей, который всё это время хранил его, таки устал это делать и попросту отдал своего протеже на растерзание. А раз двум смертям не бывать, а одной не миновать, так чего дёргаться-то?
Сайгон резко присел и ударил локтём назад. В пустоту.
По инерции его развернуло, он упал на бок, но автомат не выпустил, ведь к нему был привязан фонарь, без которого святошинец был бы слеп, как крот.
— Тише ты! А то ещё в меня попадёшь. Я этого не люблю.
Луч света выхватил из темноты фигуру растамана. На плече у него висел автомат. В руке, примирительно поднятой, Че держал штык-нож.
— Всё-всё-всё! Я пошутил!
Стрела ударила в приклад его автомата.
— А вот они не шутят, — буркнул Сайгон.
Че достал из-за пазухи гранату, ту самую, что берёг для особого случая:
— Не трать патроны. Они тебе ещё пригодятся.
Ещё одна стрела едва не проткнула растаману ногу. Выдернув чеку и подождав секунду-две, он швырнул гранату под ноги преследователям.
— Ложись!
Че распластался рядом с Сайгоном.
Несколько долгих мгновений казалось, что граната за долгие годы хранения в сырости метро «протухла», и вот-вот — пока спасатели отдыхают в нелепых позах — появятся папуасы, чтобы вершить свой скорый суд…
Вспышка.
Грохот.
Дикие вопли.
— Теперь они за нами не сунутся. — Че поднялся и побежал по направлению к Арсенальной.
— Но ведь граната у тебя одна! — крикнул ему в спину Сайгон, помогая встать метростроевцу.
Растаман оглянулся:
— Точно. Но они-то об этом не знают.
* * *
Фидель ждал их метрах в ста от поля боя. Точнее — от места побоища. В туннеле граната Ф-1 способна творить чудеса. Если чудесами можно назвать бесчисленные увечья и раны, не совместимые с жизнью.
И всё равно, вопреки протестам Че они выждали еще с полчаса, чтобы увериться: аборигены Крещатика отказались от дальнейшего преследования. Разумно. По правде говоря, папуасам вообще не следовало соваться в туннель. Спасатели даже в урезанном составе — сила грозная, способная изменить судьбу всего киевского метро. У команды Фиделя на пути не становись. И уж тем более не стоит за ней гнаться.
— Нас не догонят!
— Мышка погиб. — Сайгон схватил растамана за плечо и попытался развернуть лицом к себе, но тот сбросил руку.
— И что? Устроим поминки? Напьёмся и порыдаем всласть?
Сайгон оторопел:
— Мышка… Он погиб, он… Он ведь был одним из нас!
Фидель поправил рюкзак, затем проверил, как закреплён свёрток с противорадиационным комплектом, и, глядя мимо Сайгона, сказал: