И всё закончится. Кошмар прекратится.
И твой сын будет спасён!
Тогда вот он, ответ: где — это станция Святошин. Когда? Уже скоро.
Наваждение сгинуло.
Сайгона трясло. Или же это мерцал фонарь, привязанный к автомату? Конец батарейкам? Можно их, конечно, обмять, покусать, нагреть на огне, но… Это всё равно что заниматься реанимацией трупа через месяц после смерти. Надо быть настоящим некромантом, чтобы вернуть батарейки к жизни.
— До Арсенальной далеко? — Сайгон не узнал своего голоса, так хрипло он прозвучал.
— Ты чего, спишь на ходу, что ли? — обернулся Фидель. — Очнись, малыш! Мы уже на Арсенальной! Ну, почти. Метров полста ещё, не больше.
Вот как? Протопал весь туннель и не заметил, надо же…
Ну и пусть! Если есть шанс предотвратить резню, которая ждёт метро, Сайгон им воспользуется! И не ради профессоров с Университета или феминисток с Нивок, нет. Ему плевать на все станции вместе взятые. Но он готов глотки рвать за сына. Мальчику ещё жить и жить в подземке. А значит, надо поторопиться. Кто знает, вдруг война уже началась…
На Арсенальной жизни не было.
Мерцали немногие уцелевшие лампы, слышался странный глухой гул. То есть поначалу никакого гула не было, а потом…
— Сто пять метров. — Фидель снял автомат с предохранителя ещё на подходе к станции.
— Что? — не понял Сайгон; ему не нравилось то, как нервничали старшие товарищи.
— До поверхности сто пять метров, — вместо команданте ответил Че. Сипло ответил, будто простыл. Он тихонько прокашлялся и продолжил: — Это одна из самых глубоких станций в мире.
— Неуютно здесь… — Сайгон вертел головой по сторонам, подсвечивая себе фонарём. Он не доверял местному освещению, вспыхивающему и гаснущему, и вспыхивающему снова.
Стены, облицованные мрамором, и трапециевидный потолок были сплошь разрисованы пентаграммами, рунами и ещё какими-то заковыристыми знаками.
Руны Сайгону когда-то давно, через пару дней после войны, показал Болт. У него родители — они остались наверху — увлекались ролевыми играми: корчили из себя эльфов, конунгов и ведьмаков. Болт говорил, что руны обладают магической силой. Если правильно нарисовать знаки, то можно воскресить папу и маму, и даже отменить войну! Сайгон тогда посмеялся над Болтом. С тех пор между ними кошка пробежала: у Болта родители умерли от облучения, и на руны у него была вся надежда. Что-то подсказывало святошинцу, что руны на Арсенальной начертаны неспроста. Раз уж спасатели хотят предотвратить войну, то, может, неведомый чародей хотел того же и потому так обильно замарал всё вокруг?
Жаль, чутьё подсказывало Сайгону, что цели у чародея были совсем иные. Да и вообще от всей этой станции — сто пять метров под землей! — у него мурашки бежали по коже.
Рядом тяжело дышал Павел Терентьевич. Пальцы Фиделя побелели от напряжения на рукоятке АК. Че, настороженный, кружил на месте, вскинув автомат к плечу.
И вот тогда появился гул. Да-да, именно тогда.
— Что это? Вы слышите?
Сайгону не ответили. Спасатели были слишком заняты собой, на товарища по оружию они попросту не обратили внимания.
Чтобы обуздать панику, охватившую его, Сайгон принялся считать вспышки ламп. Одна, две, три, четыре. Пауза. Одна, Две, три, четыре, пять, шесть. Пауза. Одна, две, три. Пауза. Похоже, никакой системы.
Подтверждая его догадку, станция в очередной раз погрузилась во тьму.
И надолго.
Вспышка, ну же! Давай! Давай! Вспышка! Лампы! Сайгон молил Хозяина Туннелей, чтобы свет вновь загорелся, но…
Сдали нервы у Фиделя:
— Твари!!! Ненавижу!!!
Открыв огонь из автомата, он побежал по платформе.
Кружа на месте, Че вдавил спуск.
Пауза закончилась. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять… После тридцатой вспышки подряд Сайгон перестал считать. В глазах рябило, гул стал невыносимым, превратившись в рёв взлетающего самолёта. Кто в детстве не мечтал стать лётчиком? И не каким-нибудь из Борисполя, но самым настоящим истребителем в ужасно крутом разгрузочном комбинезоне!.. Кто не мечтал… Тот, кто родился под землей.
И Сайгон не мечтал. В детстве он хотел разводить кроликов на даче. А попав в метро, вдруг безумно затосковал по небу, но было уже поздно. Лишь годы спустя Сайгон сумел избавиться от этой тоски. Кроты не летают, потому что самолётам не место в норах.
Автомат Че замолчал — закончились патроны в рожке. Но растаман продолжал давить на спуск. Затих АК Фиделя. Команданте добежал до середины платформы — во вспышках его хорошо было видно — и вдруг оказался на полу. И что-то было рядом с ним. Что-то массивное.
Что, а?!
И вот тут заговорил автомат Павла Терентьевича.
Старик долбил с остервенением. Сайгон проследил за тем, куда он стреляет, — и не обнаружил ничего, достойного внимания. Но ведь метростроевец целился!..
Че таки догадался перезарядиться и вновь принялся палить по сторонам. Очереди он перемежал криками:
— Не убоюсь я вновь!!! Выходи!!! Покажись, Хозяин Туннелей!!! Тебе не отвратить меня с пути моего!!!
И прочее в таком же духе.
Неужели один лишь Сайгон не сошёл с ума? Но почему? Что здесь происходит?!
Метростроевец упал на платформу и зажал уши руками. Он что-то мычал, привставая и вновь падая. Че аккуратно положил автомат и, свернувшись калачиком, лёг рядом. Фидель же, рухнув, так и не поднялся. На ногах остался только Сайгон.
Вспышки. Одна, две, три…
Самолётный рёв наполнил собой воздух станции, стал плотным, осязаемым. Разве звук может быть плотным?!
А как же, Серёженька, здесь всё возможно. Твои приятели отдыхают, а ты что? Чем ты хуже? Приляг, соберись с мыслями и потом, на свежую голову…
Нет!!!
Пентаграммы, руны. Эта станция заколдована, Серёженька! Её не пройти.
Но ведь она на пути к Днепру…
Да хоть куда, Серёженька. Хоть к Днепру, хоть в ад, а не пройти!
Сайгон шагнул к Павлу Терентьевичу Ему казалось, что платформа превратилась в расплавленную смолу, и стоит только опустить ногу, как он провалится и плоть его обуглится до костей.
Ещё шаг. Стало чуть легче. Нет тут никакой смолы, и звук вроде прикрутили. Вспышка, ещё, ещё… Чётче видны пигментные пятна на лице старика, искажённом от страха. Такие же пятна были у Майора на щеках, когда он поучал Сайгона: «Никогда — слышишь! — никогда не поддавайся страху! Ощущай его, но не верь ему. Страх — плохой советчик!»
— Павел Терентьевич, вставайте! Потом отдохнёте! — Сайгон хотел ещё сказать «Не бойтесь», но осёкся. — Нечего вам тут делать, Павел Терентьевич. Вы на Днепре нужны, это следующая станция, это не здесь… Да что же это, а?! Эй, старик, ты меня слышишь?!