Команданте знает, где искать проходческий комплекс. С его помощью можно спасти метро. Кроме того, ему известна судьба губной гармошки Кима-старшего. А значит, Ким-младший просто обязан вытащить Фиделя с Арсенальной. Причём вытащить так, чтобы тот не повредился рассудком, — пусть сработает защита и выпускной клапан откроется.
— Вставай!!!
Слюнявый рот, бессмысленный взгляд.
Гул в ушах всё сильнее и сильнее. Скоро он превратится в рёв авиалайнера, зависшего в каких-то метрах от бетонки. И растамана рядом нет, некому привести Сайгона в чувство.
— Вставай!!! — заорал святошинец, не слыша собственного голоса.
Рёв.
Сайгон упал на колени перед телом команданте. Слюнявый рот, пустые глаза. И этот человек провёл спасателей почти через всё метро? Как можно было доверить свою жизнь, свою судьбу этому куску мяса?!
Вспышка.
Руки Сайгона шарили по телу команданте, проскальзывая под одежду. Сайгон не вор, он даже не стал мародёром. Руки — это ещё не он. Он — сам по себе, они — сами.
Вспышка.
Чужие руки поднесли гармошку к губам.
Вспышка, вспышка, ещё, и ещё, и….
Сайгон так и не научился играть ни на одном музыкальном инструменте. Ему медведь на ухо наступил. Как, интересно, сейчас медведи выглядят?..
Сайгон поглубже вдохнул — и выдул из губной гармошки протяжный тоскливый звук. Этот звук пробил дыру в монолите самолётного рёва.
И станция погрузилась во мглу.
Вспышка резанула по глазам, прогнав мрак.
— Дай сюда! — Фидель вырвал из рук Сайгона губную гармошку. — Нельзя же так над инструментом издеваться!
Команданте поднялся, отёр лицо и с изумлением огляделся по сторонам:
— Где они?
— Кто? — Прыгая на одной ноге, Сайгон тряс головой — он решил, что это поможет избавиться от гула в голове. Его автомат и АК метростроевца позвякивали на плече.
— Те твари, что обитают на станции. Они всегда подкрадываются со спины. Ты оборачиваешься, но они всякий раз ускользают, ты даже не успеваешь их рассмотреть, не то что попасть в них. Стреляешь, стреляешь, стреляешь — и всё мимо! Однажды мы притащили сюда пулемёты, но Арсенальную пройти так и не смогли…
Сайгон похолодел. Подкрадываются со спины?
…Кто-то стоит сзади. Вот-вот накинется и вопьётся клыками в шейные позвонки. Этот кто-то — Хозяин Туннелей, рогатый мутант…
Фидель испытывает тот же ужас, что и Сайгон. А значит…
— Надо убираться отсюда, пока мы ещё в состоянии.
Пошатываясь, Фидель двинул к порталу. Сайгон рад был ему помочь, но он и сам едва переставлял ноги. От вспышек света рябило в глазах, всё сливалось в одну чёрно-белую картинку, где белого куда больше, а предметы угадываются лишь по едва заметным очертаниям.
— Негатив.
— Что?
— Пространство вокруг — стены, свод и ты, малыш, — сплошной засвеченный негатив.
Вспышка.
— Нас фотографируют — и тут же выбрасывают плёнку.
Сайгон не стал спрашивать, что это значит.
* * *
Арсенальная отпустила спасателей. Все покинули станцию, потерь нет.
В туннеле обессилевшие, вымотанные ощущением опасности за спиной — рогатая тварь преследует тебя! — команданте и Сайгон упали. В груди стучало. Сайгон слышал, как сердце грозилось выломать рёбра и, прорвав кожу, вывалиться на шпалы. Остыть. Наконец отдохнуть.
Но это ерунда. Главное — исчезли посторонние шумы, никакого гула, никакого рёва. К чёрту самолёты! И больше никто не стоит за спиной. А что колотит дрожь — так это потому, что слишком много адреналина в крови. Не страшно, скоро пройдёт. Скоро пройдет.
Чуть продышавшись, Сайгон в темноте — фонарь не включал — повернул голову к Фиделю, который шумно сопел рядом:
— Что за пулемёты были на платформе? Откуда?
Фидель затаил дыхание. Потом выдохнул:
— А с чего ты взял, что я знаю?
— А разве нет?
— Это была прошлая попытка пройти станцию. Неудачная. Пулемёты пришлось оставить, — ответил за команданте Че.
Он, как всегда, подкрался бесшумно и пристроился рядом с Сайгоном. После прежних его шуток с ножом Сайгон хотел бы научиться обнаруживать присутствие старого растамана заранее… Крот он или не крот, в конце концов? Надо чувствовать такие вещи…
Судя по голосу Че, Арсенальная его сурово вымотала. Нет, ему сейчас не до балагурства.
Послышался характерный скрежет — это растаман чесал щетину на горле.
— «Оставить» — не совсем подходящее слово, — поправился он. — Точнее будет «бросить». Бежали мы так, что подошвы дымились. Какие уж тут пулемёты? А как вспомню, что мы, два идиота, через всё метро тащили… Эх!
Пулемёты. Через всё метро. НСВТ на блокпосту у Метро-Сечи… Щелчок — и в голове Сайгона сложилась цельная картина. С Академгородка и Житомирской злоумышленники выкрали зенитные пулемёты, заодно вырезав охрану. У папуаса на Крещатике были шрамы — кресты! — на руках. А значит, родом он с Житомирской. Потому и шум поднял, что узнал вора — Фиделя узнал! А жуткий шрам на горле — папуас этот был охранником и всё-таки выжил. Не дорезали его на посту у Житомирской, Фидель не дорезал! Или Че. Ну да Фидель таки закончил начатое… А вот как охранник с Житомирской оказался на Крещатике? Да мало ли, может, патриарх отправил его искать пропавший пулемёт, а он возьми и жабу попробуй… И застрял на этом волшебном острове навсегда.
Ну и черт бы с ним, с папуасом! Неудачник и неудачник.
Фидель и Че — вот кто важен. Не получается ли, что спасатели — заурядные убийцы и воры, а вовсе не борцы за счастье жителей всея метро?
Сайгон прикусил губу.
Не суди и не судим будешь, Серёженька. Сам-то небось ангел небесный во плоти? Забыл про отметины на спине, которые «Спаси и сохрани»? Или просто так буковки на Житомирской намалевали? Не просто.
Но это же мерзко — творить великие дела, совершая низменные поступки. Не прав ты, Фидель, и ты, Че, не прав. Нельзя делать добро из зла, душок будет изрядный. И привкус гадостный. Не нужно киевскому метро такое добро. Уж лучше не притворяться, не выгораживать злодейство благими намерениями. Так-то честнее будет.
Или не лучше?
Кряхтя, Сайгон встал, включил фонарь.
— Сквозняк. Простынем.
— И то верно, просквозит ещё… Надо бы получше одеться. — Че принялся распаковывать противорадиационный комплект. — Сколько можно таскать эту тяжесть?
Фидель, а затем и Сайгон последовали его примеру.