– ты знаешь, – заговорил он, – некоторые мужики просто не уживаются с бабами, у меня никогда с ними не ладилось, сплошняком тоска зеленая, а когда заканчивается, меня как будто во все щели выебли.
– ты что, пытаешься шутить?
– да ты знаешь, о чем я: это все надираловка. трусы на полу, недоотстиранные от летнего поноса, она шагает в ванную победной поступью, а ты валяешься на кровати, как расползшаяся квашня, таращишься в потолоки думаешь: что вся эта хренотень значит? и потом остаток вечера слушаешь ее пустопорожнюю трескотню… а ведь у меня еще есть дочь, м-да, слышь, я, наверное, ханжа или педик, ну, или что-то в этом роде, как думаешь?
– да нет, брат, я понимаю, о чем ты. мне тут припомнился один случай, как-то приятель сосватал мне бабенку, ну я и завалил к ней с пинтой и с порога отстегнул еще десятку, мы неплохо покувыркались, я не рассчитывал там на всякие духовную близость, родство душ и тэ дэ и тэ пэ. просто опростал яйца, расслабился, лежу, таращусь в потолок, жду, когда она в ванную свалит, а она пошарила под диваном, вытянула оттуда какую-то ветошь и протягивает мне, чтобы я подтерся, значит, меня чуть не вывернуло наизнанку, эта чертова тряпка аж задубела вся. но я отыграл как профи, отыскал мягкое местечко и подтерся, знаешь, пришлось изрядно постараться, чтобы отыскать свободный пятачок на той тряпице, а она потом спокойно подтерлась этой же ветошью, я тут же свалил без оглядки, так что если ты хочешь назвать это ханжеством, валяй – я ханжа.
некоторое время они сидели молча, попивая пиво.
– но не надо впадать в крайности, – заговорил Мосс.
– мм?
– встречаются и хорошие женщины.
– МММ…
– да, понимаешь, тогда все идет правильно, у меня была одна такая подружка, боже, это было как в раю. никаких покушений на твою душу и всякое такое прочее.
– ну и что же случилось?
– она умерла совсем молодой.
– хреново.
– хреново, да. я чуть до смерти тогда не упился, они снова обратились к своим бутылкам.
– как это получается? – спросил Андерсон.
– получается – что?
– что мы с тобой соглашаемся почти во всем?
– так мы же как-никак друзья, я надеюсь, дружба – это и есть совпадение предрассудков. .
– Мосс и Андерсон, команда, нам бы на Бродвей.
– зал будет пуст.
– да уж.
(молчание, молчание, молчание.) затем:
– пиво становится все больше похоже на мочу.
– ага… Гарза… я с Гарзой никогда не выигрывал.
– у него невысокие ставки.
– но теперь, когда Гонсалес больше не начинающий жокей и лишился льгот, может, Гарзе и дадут лошадей получше.
– Гонсалес… у него кишка тонка, плоховато в повороты вписывается.
– да, но он зарабатывает больше, чем мы с тобой.
– ну, это неудивительно.
– да уж конечно.
Мосс бросил пивную бутылку в мусорку и промахнулся.
– я никогда не был спортсменом, – пояснил он. – господи, в школе, когда собирали команду, меня брали предпоследним, кроме меня оставался только самый последний кретин. Винчелл – так его звали.
– е-мое, и что же стало с этим Винчеллом?
– теперь президент сталепрокатной компании.
– бог ты мой!
– хочешь узнать про остальных?
– валяй.
– отличник и герой, Гарри Дженкинс, сидит в Сан-Квентине.
– блин! кого же сажают – тех или не тех?
– да всех: и тех, и не тех.
– вот ты побывал за решеткой, как там?
– да как и везде.
– в каком смысле?
– ну, в смысле, такой же социум со всеми его прибамбасами. там все делятся по своему ремеслу, аферисты никогда не будут якшаться с угонщиками, угонщики с насильниками, а насильники с шишкотрясами. и вертикаль выстраивается по принципу – кто за что сел. вот, например, производитель порнухи стоит куда выше, чем, скажем, совратитель малолеток.
– ну а ты по какому принципу их делил?
– да по тому же – кто за что сел.
– ну хорошо, а в чем разница между парнем, владеющим огромным домом, и первым встречным на улице?
– парень с огромным домом – такой же лузер, только он хотя бы попытался.
– ладно, ты победил, мне нужна баба. Мосс отлучился к холодильнику, принес еще пару бутылок пива, откупорил их и сказал:
– баба, шлюха, пиздятина… какой-то базар пятнадцатилетних щеглов, я что-то совсем уже отгорел, не могу больше вникать во всякие там тонкости и деликатности, а некоторые мужики умеют от природы, знаешь, мне постоянно вспоминается Джимми Давенпорт. блядь, это было такое самовлюбленное говно и ничтожество, но бабы сходили по нему с ума. отвратительное и мерзкое существо, после того как выебет очередную дуру, он делал вид, что идет в ванную, а сам заглядывал в холодильник и давай ссать во что попало – в миску с салатом, в пакет с молоком, он считал, что это очень смешно, затем появлялась она, присаживалась рядышком, и ее глаза просто вылезали из орбит от любви к этому ублюдку, однажды Джимми привел меня к своей подружке домой и показал, как он это проделывает, все хотел сдружиться со мной, поэтому и открылся, иногда, кстати, и мне перепадало, с тех пор я усвоил, что большинство красивых баб всегда выбирают самых отвратных мудаков и очевидных фальшивок, или я просто завидую им и мое мнение предвзято?
– ты прав, брат, бабы любят фальшивок, потому что те красиво врут.
– отлично, допустим, это так и самка производит потомство от фальшивки – разве это не противоречит закону природы: сильный спаривается с сильнейшим? что это за общество, которое допускает такое?
– законы общества и законы природы – разные вещи, у нас противоестественное общество, поэтому скоро все полетит к чертям в ад. интуитивно бабы чувствуют, что всякие подонки более живучи в нашем обществе, поэтому они и предпочитают их. родить и вырастить ребенка – больше баб ничего и не волнует.
– значит, по-твоему получается, это из-за баб мы сейчас стоим на пороге ада?
– есть такое слово – «женоненавистник».
– а Джимми Давенпорт, значит, король.
– Король Ссыкунов. пизда предала нас, их крошечные яйцеклетки лежат вокруг нас штабелями…
– называй это – женоненавистничество. Мосс поднял бутылку пива:
– за Джимми Давенпорта! Андерсон поднял свою:
– за Джимми Давенпорта! они выпили до дна. Мосс притащил еще пару:
– за двух одиноких старперов, обвиняющих в этом всех баб…
– а мы ведь и вправду пара говнюков, – ответил Андерсон.