– это уж точно.
– слышь, а у тебя действительно нет на примете пары завалящих поблядушек?
– ну почему же…
– так может, попробуешь?
– ну ты и хмырь, – сказал Мосс, затем встал и поплелся к телефону.
он набрал номер и стал ждать.
– алло, Шарен? – ожил Мосс – ох, Шарен, это Лу… Лу Мосс… помнишь? ну, вечеринка на Кателла-авеню у Бринсона… жаркая была ночка… да я понимаю, что вел себя как скотина, но ведь потом у нас все получилось, помнишь? ты всегда нравилась мне, твое лицо, знаешь, я считаю, что твое лицо – это классика, нет, всего пара-тройка пива, как там Мэри Лу? она молодчага… знаешь, ко мне тут друг приехал… что? он преподает философию в Гарварде… без шуток… нет, не пидор… да, я в курсе, что Гарвард – это юридическое заведение! но где Элоизы, там и Ебеляры. что? «шевроле» шестьдесят пятого… да, только что выплатил последний взнос… когда? а у тебя сохранилось то зеленое платье с таким крученым пояском, свисающим до попки? да я не потешаюсь, действительно очень сексуально… и красиво, я постоянно думаю о тебе и о курицах, шутка, шутка… ну так как насчет Мэри Лу? отлично, здорово, только предупреди ее, что это очень вежливый тип. умный, скромный и все такое… о, это мой дальний родственник, кузен… из Мэриленда… что? да господи, у меня мощная и влиятельная семья!., серьезно? да не смеши меня, короче, он приехал, закончил свои дела и сегодня свободен, нет, естественно, он не женат! ну почему я вру? нет, все это время я думал о тебе – этот ниспадающий поясок, – я понимаю, что сейчас скажу банальность, но это класс, ты – высший класс, что шумит? радио и калорифер, сходить куда-нибудь на Стрипе? да ну, там одни пацаны желторотые кучкуются, может, лучше просто прихвачу банку с собой? ладно, извини, нет, когда это я называл тебя старухой?., господи, ну ты же знаешь меня и мой поганый язык… нет, я позвонил бы, но меня отправили из города, сколько ему лет? тридцать два, но выглядит он моложе, получил какой-то грант, скоро летит в Европу, преподавать в Гейдельберге. да кроме шуток… так, через сколько? отлично, Шарен. увидимся, сладенькая.
Мосс повесил трубку, сел и подхватил свое пиво.
– у нас в запасе один час свободы, профессор.
– час?
– час. они должны еще попудрить свои киски и все такое, сам знаешь, как это делается.
– за Джимми Давенпорта! – сказал профессор из Гарварда.
– за Джимми Давенпорта! – поддержал его оператор вырубного пресса.
они выпили до дна.
зазвонил телефон.
он сидел на полу на ковре, дернув за шнур, он стащил с тумбочки аппарат и снял трубку.
– алло?
– Маккаллер!
– оу?
– прошло уже три дня.
– с чего?
– с тех пор, как вы последний раз были на работе!
– я строю лейденскую банку.
– чего-чего?
– прибор для хранения статического электричества, придуманный Канеусом в Лейдене в тысяча семьсот сорок шестом.
он положил трубку и отшвырнул телефон, аппарат развалился, он прикончил очередную порцию пива и отправился просраться. обратно он вернулся, напевая:
– ля-ля! ля-ля-ля-ля! ля-ля-ля-ля!
уж очень ему нравился Херб А. и его «Т. Брасс», господи, что за мрачная меланхолия!
– ра-да! ра-да! ра-да-да-да!
он сел на ковер рядом со своей дочерью трех с половиной лет и пукнул.
– эй! ты ПУКАЕШЬ! – воскликнула малышка.
– я ПУКАЮ! – подтвердил он. оба посмеялись.
– Фред? – обратилась девочка.
– оу?
– а я что-то хочу сказать.
– валяй.
– у мамы из попы достают какашки.
– да ну?
– да, всякие мужики засовывают ей в попу пальцы и выковыривают оттуда какашки.
– ну зачем ты это говоришь? ты же знаешь, что этого не было.
– нет, было, было! я сама видела!
– принеси мне пива.
– ладно.
девочка выбежала из комнаты.
– ра-да, – запел Фред. – ра-да-да-да! ра! РА! дочь вернулась с пивом.
– дорогуша, а я тоже хочу тебе что-то сказать.
– давай.
– сейчас боль почти всеобъемлющая, когда она созреет до конца, я уже не смогу жить дальше.
– а почему ты не такой синий, как я?
– да я уже синий.
– нет, почему ты не такой синий, как я и цветы?
– ну, я буду стараться.
– давай станцуем под «Человека из Ламанчи», – попросила девочка.
он поставил «Человека из Ламанчи», и они пустились в пляс, он под шесть футов высотой, она в треть или даже в четверть от его роста, танцевали они порознь, кто во что горазд, и были очень серьезны, лишь изредка хохотали.
песня закончилась.
– Марти меня шлепнул, – сказала девочка.
– что?
– да, Марти и мама обнимались и целовались на кухне, а мне пить захотелось, я попросила Марти налить мне воды, а он не налил, тогда я заплакала, а он меня отшлепал.
– принеси мне пива!
– пива! пива!
он встал, прошелся по комнате, поднял телефон и повесил трубку, аппарат тут же зазвонил, он поднял трубку.
– мистер Маккаллер?
– оу?
– ваша автостраховка истекла, новая будет стоить двести сорок восемь долларов за год, оплатить вы должны заранее, у вас имеется три нарушения правил дорожного движения, каждое нарушение приравнивается к дорожно-транспортному происшествию…
– брехня собачья!
– что?
– за аварии платите вы, за так называемые нарушения плачу я, но эти парни на своих мотоциклах, которые защищают нас от нас же самих, должны в день выписать от шестнадцати до тридцати штрафных квитанций, чтобы оплачивать себе дома, новые машины, одевать и обвешивать побрякушками своих женушек, так что не впаривайте мне всякую чушь, я больше не езжу, а машину столкнул с пирса вчера ночью, одно только жалко.
– что это значит?
– это значит, что жалко, я не остался в этой ебаной машине, когда она пошла ко дну.
Маккаллер повесил трубку и принял от дочурки пиво.
– малышка, – сказал он, – возможно, в твоей жизни будет больше хорошего, чем в моей.
– я люблю тебя, Фредди, – сказала девчушка и обхватила папу, правда, ее коротенькие ручки не со- " шлись кольцом. – я раздавлю тебя! я люблю тебя! и раздавлю!
– я тебя тоже люблю, малышка! – отозвался Фредди и тоже обнял свою дочь.
девочка засияла вся, и если бы она была котенком, то наверняка замурлыкала бы.